Призвание варягов

Удовлетворительного объяснения в науке эти сведения так и не получили. Ларчик же открывается просто, если исходить из истории миграций народа варинов со своей древней родины на юго-западном берегу Балтии и прослеживания основных путей миграций: одного – в Восточную Европу, на Русь, а другого – вместе со своими древними соседями и союзниками англами, на запад, на Британские острова. Так, в диаспоре появились и варины англоязычные, и варины славяноязычные. Но понятно, что общее древнее прошлое, общая древняя идентичность служили объединяющим моментом для разноязычных групп варинов. Данный момент и определял то, что на службе у византийских императоров могли находиться и варины/варяги, пришедшие туда из Руси, и варины/вэринги, прибывшие с Британских островов, вкупе со своими традиционными союзниками англами, что давало самые законные основания относить их либо к британскому народу, иначе – к кельтам, либо объединять варинов с англами, как это мы видим у Малатерры. Благодаря данным Т. Шора, мы находим и логичное объяснение тому, почему варины добились особого статуса в Византии: древние мореходы и торговцы – они издавна владели водными торговыми путями между Балтикой и Византией.

В рамках истории варинов становится понятным и сообщенный Саксоном Грамматиком эпизод о посещении датским королем Эриком Эйегудом (1095–1103) Константинополя и о высказанном по этому поводу желании варангов встретиться со своим королем с соизволения византийского императора. Этот эпизод был приведен Г. 3. Байером в его статье «О варягах» как один из аргументов в пользу его концепции – детища рудбекианизма: «…когда в Константинополь прибыл, то варанги от императора получили позволение к королю своему прийти, которых Эрик важною речью к верности, и к добродетели, и умеренному житию увесчавши, у греков был в великом удивлении». Совершенно понятным становится этот эпизод, если мы введем его в историю взаимоотношений между южнобалтийскими варинами и их соседями с древних времен – королями данов. Земля варинов, или древняя Вариния, – Verania у Оттона Бамбергского – часто переходила под руку королей данов. Так было и во время правления Эрика Эйегуда: известно, что он вел победоносные войны с так называемыми «вендскими язычниками», в частности, с рюгенцами, что на практике означало распространение власти короля на завоеванные земли. Эрик Эйегуд правил всего несколько лет и, соответственно, его военно-политические успехи были самой свежей новостью в Византии во время его прибытия в Константинополь. Поэтому вполне логичным представляется желание варинов/варангов из Варинии/Рюгена как военных людей представиться своему новому королю и изъявить ему свою лояльность. Не менее логичным, вполне в контексте отношений «король – подданные», выглядит и поведение Эрика Эйегуда: «отеческие» увещевания своим подданным служить «верой и правдой» их нанимателю – византийскому императору. И совершенно нелепыми на этом фоне выглядят комментарии Г. 3. Байера данного фрагмента из Саксона Грамматика: «Я не спорю, что датчане были варанги, ежели мне кто позволит, что в том числе многие были и шведы, и норвежцы». Эта фраза показывает, что Г.З. Байер под влиянием догм готицизма – рудбекианизма перестал понимать логику живой истории. Для Г.З. Байера, в соответствии с готицизмом, датчане, норвежцы, шведы – некие абстрактные «скандинавы», которых он позволяет себе рассматривать как этноисторическую общность, никогда в реальной жизни не существовавшую. Языковая общность сложилась, но история у каждого из этих народов была своя, и королевские династии были свои. Даже в те непродолжительные периоды, когда Дания, Норвегия и Швеция объединялись в унию, короли или королевы, возглавлявшие союз трех монархий, должны были обосновывать свои права на каждый из трех престолов отдельно, т. е. каждый из этих народов всегда имел «своего» короля. Если рассуждения Г.З. Байера перевести на исторический язык, то, согласно его утверждению, в 1103 г. Эрик Эйегуд был «своим», т. е. общим королем для Дании, Норвегии и Швеции, но это – историческое заблуждение. Когда-то даже A.A. Куник, по словам В.Г. Васильевского, заметил по поводу византийских «гвардейских секироносцев»: «Относительно поездок в Византию надобно различать Шведов и Норвежцев строже…». Глас вопиющего в пустыне! Из приведенной здесь статьи Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина, так же как и из других работ норманнистов, видно, что схоластически обобщенный образ «скандинавов», рожденный утопией готицизма, по-прежнему подменяет конкретику истории королевств Дании, Швеции и Норвегии.