Призвание варягов, или Норманны, которых не было

Он приводит два возможных, по его мнению, варианта „шведского оригинала“: sine use или sine hus, означающий якобы „со своими родичами“ или „свой род“, для Синеус, и tru war или thru varing со значением „верная дружина“ для Трувор. Не говоря уже о полном несоответствии этих „исконных“ фраз элементарным нормам морфологии и синтаксиса древнескандинавских языков, а также семантике слов hus и vaeringi, которые никогда не имели значения „род, родичи“ и „дружина“, предположение исходит из того, что летописец-переписчик дважды перевел эту фразу: один раз в соответствии с ее истинным смыслом — Рюрик приходит, по Новгородской первой летописи, с „роды своими… пояша со собою дружину многу и предивну“, а затем вторично — приняв ее за личные имена»[100].

Казалось бы, яснее не скажешь. Лингвистические конструкции, с помощью которых некоторые российские историки пытаются ликвидировать летописных братьев Рюрика, не соответствуют элементарным нормам древнескандинавских языков (!!!). Получается фраза вроде «мандрапа пупа мандрапа па» из одной старой кинокомедии. Иначе говоря, это — несуществующий язык, или же, согласно интернетской лексике, — «албанский».

Как же подобная абракадабра могла получить распространение среди ученых и закрепиться в российской науке? Именно в российской, поскольку в западную она как будто не перешла, по крайней мере, среди скандинавских ученых она точно не привилась — как угодно, но свои-то языки они знают. Приведу пример из монографии норвежского исследователя X. Станга.

Расчленение имени летописного Синеуса на «sine hus» X. Станг решительно отвергает, как грамматически, так и в смысловом отношении. Он напоминает о том, что возвратно-притяжательное местоимение sin/sitt перед существительным — это современный язык. Грамматически мн.ч. от «дом» с этим местоимением в др. — сканд. должно было быть med husum sinum. По смыслу слово «дома» — hus или husen — означает только постройки, строения[101]. Там же в примечании Станг дополнительно указывает еще и на нелогичность с точки зрения оформления всей фразы: почему первое выражение «со своими домами» оформлено местоимением «свой», а второе выражение «с верной дружиной» не оформлено: «Why „his houses“ in the one instanse, and not „his tru guard“ in the other, is anybody’s guess». Да и к самому отождествлению Рерика, «действовавшего во Фризии», с летописным Рюриком скандинавские медиевисты относятся критически. На невозможность такой идентификации указывает, например, известная датская медиевистка, специализирующаяся на викингской тематике Эльсе Роэсдаль[102]. Датская медиевистика с удовольствием бы приписала летописного Рюрика к заслугам датской истории, но Э. Реэсдаль — прекрасный знаток источников и вообще датской истории, поэтому она не может брать буквально из воздуха любую привлекательную чепуху и строить из нее «исторические» концепции.

Однако лингвистика лингвистикой, но ведь есть еще и просто здравый смысл. На то, что идея об именах Синеуса и Трувора как переосмысленных выражениях «верная дружина» и «с роды своими» — полнейший абсурд с точки зрения контекста всего летописного повествования, обращал внимание историк Ю. Д. Акашев. Если согласиться с этой идеей, писал он, то получается, что Рюрик обосновался в Новгороде, «его род» — в Белоозере, а его «верная дружина» — в Изборске[103].

В. В. Фомин развил эту мысль и показал, что если принять данную концепцию норманнистов, то еще более нелепым выглядит известие Сказания о призвании варягов: «По двою же лету Синеус умре и братъ его Трувор; и прия власть Рюрик», которое должно было бы означать: «Два года спустя умерли „его род“ и брат его „верная дружина“. Рюрик, таким образом, остался как перст один, буквально разом потеряв всех, с кем он пришел на Русь, — и „свой род“, и свою „верную дружину“, и непонятно, каким „мужем своим“ он начал затем раздавать „грады“».