Один человек, опытный альпинист, истоптавший весь Кавказ и Тянь-Шань и успевший наследить даже на Памире, в международном лагере у подножия пика Коммунизма, рассказывал, что однажды чуть не замёрз на плёвом, в общем-то, восхождении. Была страшная непогода, вершину затянула серая мгла, а он стоял на страховке, на крошечном скальном выступе, и отчаянно зяб, сжимая в мокрых рукавицах твёрдую, как лом, верёвку. Зубы стучали так, что он всерьёз опасался сломать их. А потом, видимо, наступил какой-то предел: дрожь незаметно исчезла, и стало тепло. Прекратил дуть ветер и валить снег, и он увидел перед собой пальмы и море. Он лежал на оранжевом песочке, а рядом сидела обольстительная женщина в ярком открытом купальнике. Он знал эту женщину: давно, когда он учился классе в четвёртом, она работала у них старшей пионервожатой. Он был тихо влюблён в неё и молча млел при одном её появлении.
— Пойдём купаться, — предложила она, и он безропотно поднялся с песка.
Она взяла его за руку, и они побежали к морю, к белым волнам, ласково наползающим на берег... А через секунду он очнулся, обнаружив, что болтается над пропастью, привязанный (слава Богу!) репшнуром к крюку, вбитому в трещину.
Хорошо бы и мне очутиться под пальмами, вяло подумал Антон. Да чёрт с ними, с пальмами — хотя бы в своей гостиной, возле батареи, и учуять носом аромат из кухни: мама оладьи печёт...
Однако вместо этого он ощутил, как участок тропы у него под ногами вдруг поехал. Он оглянулся, увидел искажённые лица Асмик и Баттхара и услышал дикий крик, перекрывавший шторм:
— Берегись!
Но, видно, холод сделал своё дело. Антон опоздал. Целое мгновение прошло, прежде чем он разглядел внизу, у ног, глубокую трещину, вдруг появившуюся посреди тропы. Она росла на глазах и, расширяясь, обваливалась мокрыми рыхлыми комьями. Он сползал туда, в бездну, — медленно, по сантиметру, но неотвратимо.
Баттхар бросился вперёд. Он успел упасть плашмя на осклизлые камни и ухватить Антона за край одежды. Бездна раскрылась под ними во всей красе — почему-то она казалась прозрачной и полной холодного голубого огня, но это был обман зрения: на самом деле далеко внизу хлестал чёрно-бурый селевый поток, и больше всего этот поток походил на вонючий ручей, стекающий в слив канализации. Баттхар не мог удержать — они по-прежнему медленно сползали вниз, но уже вдвоём.
— Брось, — крикнул Антон.
Царевич отрицательно покачал головой. Пропадём оба, мелькнула мысль. И не полоснёшь ножом по верёвке, как это сделал Заур. С огромным усилием Антон поднял голову и увидел над собой лица своих спутников. Асмик и Баттхар, оба мокрые, грязные и измученные до последней степени, тащили его наверх, на тропу, в четыре руки...
Странно, но им удалось. Со стороны это, наверное, выглядело невозможным: три крошечные человеческие фигурки на размытом горном склоне, посреди разбушевавшейся стихии...
А потом Антон почувствовал животом твёрдый край откоса. Он с блаженством лёг на него, стараясь отдышаться. Его продолжали тянуть, он разлепил посиневшие губы и сказал: «Хватит уже».
Или ему почудилось, что сказал. Гроза грохотала вовсю, вселенская тьма сменялась ослепительными вспышками, и во время одной из них Баттхар вдруг протянул руку и равнодушно сказал:
— Пещера.
Они наверняка бы замёрзли. У них была крыша над головой, но не было ни щепки дров и ни одной сухой нитки. Выручили ослики. Их заставили лечь и прижались с их тёплым бокам, как к печке. И тут же уснули, словно кто-то выключил свет в комнате.
А утром небо очистилось. Солнце играло бликами на вершинах скал, заглядывало в пещеру и, забавляясь, срывало капельки с длинных сосулек. Антон проснулся и, поёживаясь, осторожно выполз наружу. И с изумлением огляделся кругом, поняв, что они попали не в пещеру, а в целый пещерный город. Весь левый берег каньона, вдоль которого они вчера шли, был испещрён полукруглыми входами, высеченными когда-то, несколько тысяч лет назад, в туфовых пластах.
Город тянулся на много километров. Ни одно здание, ни одна стена не была сложена из отдельных камней: всё было высечено в единой монолитной скале — надо думать, адским трудом многих поколений строителей. Никак не верилось, что эти дома, залы, соединённые крытыми галереями, кладовые, храмы, библиотеки и сторожевые башни сделаны людьми. Нет, зачарованно подумал Антон, медленно обходя постройки. Нет, это не могли сделать люди. А если и люди — то очень большие и сильные. И обладающие какой-то совершенно фантастической техникой.
—
— Ты знал о нём? — спросил Антон.
— Слышал от отца. Но никогда не думал, что увижу собственными глазами.
Они долго бродили по нему, все трое: зачарованные и очарованные его величием — настолько древним, суровым, загадочным, что мороз пробегал по коже.