Призванный хранить

Антон не стал тратиться на блок и ответный удар: противник не тот. Просто чуть качнулся в сторону, подставил сзади ногу и несильно толкнул соперника в грудь. Результат вышел неплохой: рыжий потерял равновесие, взмахнул ручищами и громко впечатался спиной в хилый штакетник, разметав его в мелкую труху.

— Ну вот, теперь поровну, — удовлетворённо сказал Антон. — Двое на двое. Продолжим?

«Двое на двое» — это было, пожалуй, художественным преувеличением: тот, за кого он заступился, свернулся калачиком на земле и лишь тихонько постанывал, размазывая кровь по лицу. И всё равно, остальные продолжать не захотели. Один склонился над упавшим товарищем — вроде и не труся, а как бы исполняя роль сестры милосердия, другой более откровенно шмыгнул за киоск и исчез, будто растворился среди мусорных баков. На всякий случай Антон сделал оборот вокруг оси, обозревая прилегающее пространство: не предвидится ли новой опасности. И только потом, всмотревшись в лицо спасённого, тихонько присвистнул:

— Севрюга, ты?

Тот несмело приоткрыл один глаз (на месте второго, заплывшего, красовался налитый кровью синяк) и обречённо пробормотал:

— Слышь, нет у меня денег, чес-слово нет. На той неделе отдам...

— Да подожди ты со своими деньгами. Ты меня не узнал? Я Антон Изварин. Помнишь, я приезжал сюда на каникулы?

Однако появление «друга детства» и собственное чудесное спасение заинтересовали Севрюгу слабо. Гораздо более сильные эмоции вызвало у него отбитое бутылочное горлышко, валявшееся рядом. Севка подобрал его, зачем-то понюхал и страдальчески сморщился.

— Это они что, меня — моей же бутылкой? Суки. Поймаю — убью... — Он попытался сфокусировать взгляд на Антоне. — Слышь, у тебя нет ничего... ну, в смысле здоровье поправить? И пожрать бы. А то я с утра не жравши.

— Так сейчас и есть утро, — слегка удивился Антон.

— Да не с этого утра, — терпеливо пояснил Севка. — С позавчерашнего... Или с понедельника? Чёрт, не помню. Сплошной сиреневый туман в голове.

Антон вздохнул. При одном взгляде на «друга детства» в сиреневый туман можно было поверить безоговорочно. Как и в то, что Севка не видел нормальной человеческой пищи по крайней мере несколько суток.

— Ладно, — наконец решил он. — Пошли-ка со мной.

— Куда ещё? — всполошился Севрюга, делая судорожную попытку отползти.

— К нам домой. Хоть поешь как следует. И умоешься...

Севка недоверчиво шмыгнул разбитым носом.

— Да тебя твои и на порог не пустят. Скажут: приволок чучело с помойки...

— Не скажут. Дядя Андрей наверняка в своей клинике, а тётя Таня... Она добрая. Она никого никогда не прогоняет. Вставай, а то мы и до вечера не доберёмся.

Они добрались. Правда, не сразу: мешали Севкины ноги, так и норовившие зацепиться одна за другую, и рытвины на древнем асфальте, перед которыми пасовало любое транспортное средство. Лишь дяди-Андреев газик относился к этим рытвинам с холодным презрением.

— А ведь я тебя узнал, — вдруг сказал Севка. — Ты когда-то Домке Лисицыну рожу начистил за то, что он кораблик утопил. А я тебя потом в воду макал...

И неожиданно заплакал. Беззвучно, не вытирая слёз, что медленно скатывались вниз по небритому подбородку. Только затряслись худые, похожие на вешалку плечи под грязным пиджаком.

— Новое дело, — ошарашенно буркнул Антон. — Ну-ка давай, двигай ногами.

— Долго ещё двигать-то? — спросил Севрюга через несколько минут.

— Да нет, — отозвался Антон. — Пришли уже. Вот наш дом.

Он поднял голову и увидел знакомое окно на втором этаже. Окно было раскрыто: наверное, тётя Таня хлопотала на кухне, готовясь к приезду любимого племянника. На подоконнике, рядом с цветочным горшком, лежала, развалясь, трёхцветная кошка Нюрка, с даосской мудростью прищурив глаза и свесив вниз передние лапы...

Пенза, февраль — ноябрь 2002 г.

От автора

Выражаю огромную и сердечную благодарность учёному-историку, археологу, моему бесценному консультанту и практически соавтору Геннадию Белорыбкину, без которого данная книга никогда бы не состоялась.