Призванный хранить

Завидев нас, купец остановился, сошёл с коня и поклонился до земли, велев всем своим людям сделать то же самое.

— Ты подарил мне жизнь, — сказал он, выпрямившись. — Я продал почти все товары и везу теперь много вырученных за них денег. Думаю, будет справедливо, если ты возьмёшь триста... нет, пятьсот золотых дирхемов. И хорошего коня, а то ты, прости мою дерзость, наверное, сбил ноги, путешествуя пешком.

Я отрицательно покачал головой.

— Ну, хочешь — возьми двух коней, — испугался купец, — и тысячу дирхемов в придачу.

Я опять отказался. Денег на всякие дорожные нужды у меня было в достатке, а к иному я был равнодушен.

— Восстанови лучше молельню на перевале, — посоветовал я ему. — Пусть это будет памятью твоему погибшему товарищу. Он был достойным человеком.

— Да будет так, — согласился купец и вдруг заметил моего спутника. — О, да у тебя появился воспитанник! Воистину счастье выпало на его долю — путешествовать бок о бок с величайшим мудрецом из всех живущих под этими небесами. Плохо только, что он ходит босым... Эй, — крикнул он своим людям. — Живо, сапоги для мальчика! Самые лучшие! Да смотрите, бездельники, чтобы пришлись точно впору, иначе высеку!

Он был добрым человеком, этот купец. И умел быть благодарным. Вот только не знаю, хорошо ли это, ведь успеха в жизни чаще добивается тот, кто умеет лгать с честными глазами и бить в спину без промедления. Может быть, я и ошибаюсь, но вряд ли меня кто-нибудь переубедит.

— Ты истинный мудрец, — упрямо проговорил мальчик. — Ты ведь спас этого купца от верной гибели в горах. Наверное, ты можешь предрекать будущее, я прав?

Я покачал головой.

— Чтобы предвидеть оползень, совершенно не обязательно быть провидцем.

— Да? — Он запнулся. — А ты... Ты встречал когда-нибудь человека, который на самом деле мог заглядывать в будущее?

Я долго не мог ответить. Я смотрел вперёд, на изумрудно-зелёные холмы, где паслись отары овец и роились многочисленные селения под защитой каменных крепостей, взлетевших, подобно орлам, на скальные кручи, но глаза мои видели другое...

Тёмный сырой подвал с крысами и клопами-кровососами, бледный тонкий луч света сверху, из-за прутьев решётки, и узник, одиноко и неподвижно сидящий на куче гнилой соломы, перед нетронутой миской со скудной тюремной едой. Впрочем, насчёт еды — вру. Надеясь завоевать его доверие, я приносил в камеру кушанья, приготовленные лучшими придворными поварами, я ставил перед ним золочёные подносы с ароматным пловом и люля-кебабом, игристыми хмельными напитками (я таскал их из кладовой самого эмира — они стоили баснословно дорого, даже для меня) и тонкими восточными сладостями. А потом, видя, что это не производит на узника ни малейшего впечатления, впадал в другую крайность и целыми неделями морил его голодом. Знал бы мой юный спутник об этом — вряд ли смотрел бы сейчас на меня с таким обожанием...

— Встречал, — нехотя ответил я на его вопрос. — И даже просил обучить меня его искусству. Ибо больше всего на свете мне хотелось именно этого: уметь видеть будущее.

— И он научил тебя? — с восторгом спросил мальчишка.

— Нет. Он отказал.

— Но почему?

Я подумал и ответил чистую правду:

— Наверное, потому, что он слишком любил меня. И не хотел делать несчастным.

...Мы увидели перед собой стены Меранги, второго по величине города Алании после столицы, в месяц Джумади 775 года Хиджры[18].

Город произвёл на моего спутника трудноописуемое впечатление. За тот неполный год, что мы провели вместе, ему пришлось побывать во многих местах и повидать множество диковинных вещей — так много, что ему, наверное, надоело удивляться. Бывали мы и в больших городах (правда, нигде не задерживаясь надолго): в просвещённой Бухаре и в городе мастеров Дамаске, в шумном, как при строительстве Вавилонской башни, Самарканде и в чересчур, просто-таки до тошноты роскошном Хорезме...