Призванный в Бездну (СИ)

Нарцкулла остервенело колотила меня, пока не выдохлась. Напоследок она наступила мне на грудь, вонзив каблук в солнечное сплетение.

— Так-то лучше. Усвоил, что нельзя показывать норов? Я тебя воспитаю, правильно воспитаю, ты мне ладони лизать будешь… Но сначала — рабская формация. Никуда не уходи, малыш. Я скоро вернусь.

Она захихикала и, саданув меня по уху, ушла. С каменным шорохом стена за ней закрылась, и путы пропали.

Я тотчас перевернулся на бок и закашлялся, выплёвывая осколки зубов и кровавую слизь. В лёгкие ворвался затхлый воздух: всё то время, пока Нарцкулла отыгрывалась на мне, я не дышал. Будь я человеком, давно потерял бы сознание от недостатка воздуха. Каждая клетка тела кричала о боли.

Но хуже боли жгло унижение. Я не справился с полоумной бабкой, которая вознамерилась отнять мою свободу. Но по крайней мере, она не смогла подчинить меня. А значит, надежда есть.

Я убью её.

Изнутри эхом донеслась парная мысль.

Я сожру её.

Я сменил форму на безликого и обратно. Побои, оставленные Нарцкуллой, исчезли, точно их никогда не было. Выбитый глаз вернулся на законное место, а смятый в лепёшку нос распрямился.

До чего удобная вещь эта регенерация.

Радуясь отсутствию боли и ран, я не сразу заметил, что кровавая лужа подо мной превратилась в однородную червивую массу. Я прикоснулся к ней; твари были мертвы.

Для пробы я вырвал с головы клок рыжих волос и засёк время. Они превратились в червей минуты через полторы. Потом я перекинулся в монстра и обратно в мальчишку.

Волосы отросли.

То есть восстановление касалось не только чего-то существенного. Я возвращался в исходное состояние целиком.

Но за регенерацию приходилось платить. Вскоре я ощутил укол голода, который утолил, погрузившись в медитацию и впитав душу тушканчика. Жаль, что этого не получалось сделать простым желанием — нужно было непременно сосредоточиться и погрузиться в пустоту, а затем коснуться нити, чтобы поглотить её.

Я подозревал, что Нарцкулла может следить за мной через зеркало, так что сгрёб сено в самый дальний угол и на всякий случай отвернулся к стене.

Настало время очередных экспериментов.

Для начала я проверил, получится ли превратить руку Каттая в щупальца безликого. Они заканчивались костяными наростами, которыми при толике удачи вполне можно, подгадав момент, пробить горло ведьме.

Этого вряд ли хватит, чтобы прикончить её. Но приём полезный.

Увы, вместо правильной лапы с тремя щупальцами выходило только одно. От него по телу распространялась дрожь, побуждая либо перекинуться в монстра, либо остаться полностью человеком.

Насчёт этого я не переживал: ещё научусь. Сильнее беспокоило паршивое тело мальчишки. Если любые изменения будут теряться при перекидывании, я навечно застряну в тощем, изнурённом сопляке.

Одна мысль грела душу: что, если стандартный облик можно улучшать при должном контроле?

Воодушевлённый идеей, я представил, как правая рука изменяется, мышцы в ней набухают и укрепляются. Сделать это было довольно легко: я не раз срисовывал греческие статуи и понимал, чего хочу.

Результат не заставил себя ждать: в предплечье вспучились опухоли — гротескная пародия на правильные мышцы. Кое-где лопнула кожа, обнажив плоть. Руку пронзило болью, однако я продолжил трансформацию.

Получившаяся конечность мало напоминала мысленный образ. Где-то мускулы были чересчур большими, а где-то остались почти прежними. В паре мест их пережало, отчего я не мог шевелить пальцами. Но я не отчаивался.

Пока я всё равно что начинающий художник, неловкий с кистью. Но в будущем это изменится. И тогда меня будет ограничивать лишь моя фантазия. А на неё я, не понаслышке знакомый с живописью, никогда не жаловался.

Но нужно понять, как сохранить изменения после превращения.

Ответ я отыскал практически сразу: если для трансформации требовалось зерно, в нём и содержалась информация об облике.

Значит, нужно как-то закрепить преобразования.

Для пробы я создал на предплечье небольшую опухоль — ничего более серьёзного и полезного пока не получится. Сосредоточившись, погрузился в черноту и выплыл к шарам-душам. Мысленно нащупав в переплетениях нитей зерно Каттая, я представил, как ставлю на нём кляксу.

Снедая от нетерпения, я вернулся в реальный мир, превратился в безликого и обратно в человека.

Опухоль осталась.

Меня охватил восторг, но я не поддался ему.

Прежде чем праздновать победу, надо убедиться, что изменения можно откатить.

Снова скользнув в пустоту, я убрал нарисованное с ядра — и опухоль пропала.

Лишь после этого я расслабился.

Пока я выделил два направления для дальнейшего развития.

Первым было улучшение тела Каттая — усиление мышц, укрепление кожи и тому подобное. Я стану неуязвимым, но для постороннего взгляда останусь неотличимым от человека.

Второе я назвал химеризацией — соединением частей разных доступных обликов в одном.