– Да не знаю. Уши у него были большие. В общем, этот котяра так меня исцарапал, что я взбесился от злости. Гнался за ним четыре квартала и швырял в него камни. Шустрый был скот. А потом я свалился в колодец.
– В колодец, – повторил Николас.
Дункан пожал плечами:
– Я тогда был еще не такой ловкий, как теперь. – Он невесело усмехнулся своим воспоминанием. – Ребята не знали, куда я делся, и я просидел в том колодце три дня, покуда какой-то стражник не услышал мои вопли. Пришлось провести ночь в кутузке, но, по крайней мере, меня там покормили. – Дункан хохотнул, но смех тут же перешел во вздох. – Треклятый кошак.
– А товарищи тебя не искали? – спросила Фиона.
Дункан покачал головой:
– Они погибли. Кто-то настучал маркизу, и ребят поджидала вся его охрана. Повезло, что меня с ними не было, – по крайней мере, я считал, что повезло. Потому что в живых остался я один и другие воры из гильдии решили, что это я всех сдал. – При этих словах наступило подавленное молчание, но Дункан только усмехнулся и поднял повыше флягу. – За друзей, которых мы потеряли!
– За друзей, которых мы потеряли! – эхом повторили все остальные.
Дункан собрался с духом и хлебнул гномьего эля. Это было все равно что набить рот подошвой старого вонючего башмака, да еще перед тем подошву хорошенько отбили, и она стала водянистой и серой. Под ошеломленными взглядами спутников Дункан запрокинул флягу и, шумно булькая, осушил ее до дна.
Все восхищенно захлопали. Дункан сунул королю его флягу и вдруг почувствовал, что едва стоит на ногах.
– Храбрец! – похвалил Мэрик.
– Спасибо, – буркнул Дункан.
Затем он рывком вскочил, бросился сломя голову к углу развалин и вывернул на каменный пол содержимое своего желудка. Потом его еще немножко потошнило, а все прочие, глядя на это, весело ухмылялись.
Когда тошнота наконец прошла, Дункан оглянулся на сидевших у костра, одарил их широкой ухмылкой и победно показал большой палец. Наградой ему были дружные аплодисменты.
А еще он заметил, что Фиона бросила на Мэрика признательный взгляд. Король в ответ лишь пожал плечами и застенчиво улыбнулся.
Женевьева покинула свой пост у стены и, вернувшись к палатке, уселась на большом камне у самого входа. Дункан смотрел, как она снимает оружие и раскладывает рядом с камнем, чтобы заняться чисткой. За те несколько месяцев, что юноша был с ней знаком, ему довольно час-то приходилось наблюдать этот ритуал.
Командор прервала свое занятие, провела рукой по коротким седым волосам, зевнула. Устала она, подумал Дункан, устала не только телом, но и душой. И выглядит старше прежнего, словно вдруг стремительно стал сказываться возраст. Должно быть, нелегко ей это дается – искать брата после того, как в глубине души уже практически его похоронила.
Дункан не был знаком с Бреганом: он вступил в орден через несколько месяцев после того, как брат Женевьевы ушел навстречу Призыву. Тем не менее он очень много слышал об этом человеке. Бреган и после своего ухода незримо витал среди Серых Стражей. Сестра часто поминала его. Другие тоже говорили о нем, причем с куда большим восторгом. Дункану всегда казалось, что большинство считает, будто Женевьева в должности командора в подметки не годится брату, хотя в открытую этого никто не высказывал.
– Дункан, – устало проговорила Женевьева, заметив, что он уставился на нее. И подперла рукой голову. – Чем это ты занимаешься?
Дункан направился к ней, покинув сидящих у костра сотоварищей. Они снова о чем-то разговорились, и Келль шумно подбрасывал в костер топлива, чтобы пламя разгорелось поярче.
– Мне просто подумалось: вдруг этим древним руинам гномий эль придется по вкусу больше, чем мне, – подмигнув, пояснил он.
Женевьева коротко хохотнула и собрала в охапку часть разложенного вокруг оружия. Внушительнее всего в этой охапке выглядел меч – искусной работы двуручный клинок, сверкавший даже вдалеке от пламени костра. Магические руны на клинке были почти невидимы. Женевьева как-то сказала Дункану, что этот меч принадлежал ее брату, и Бреган отдал ей клинок перед тем, как уйти на Глубинные тропы.
Затем Женевьева помедлила, и лицо у нее стало такое, словно ей припомнилось нечто щекотливое.
– Да… касательно того происшествия в башне…
– Я просто был с девушкой! – перебил Дункан, чувствуя, как лицо уже заливает горячая краска. Он знал, что рано или поздно Женевьева припомнит эту историю, а потому загодя подготовил линию защиты. – Это ведь Серым Стражам не возбраняется, верно?
Женевьева выгнула бровь, и теперь на лице ее отразилось откровенное недоверие.
– Стало быть, ты пошел наверх за этой девушкой? Чтобы возлечь с ней?
– «Возлечь» – это то, чем мальчики занимаются с девочками? По крайней мере, так я слышал.
– Угу-угу.
– А что тут такого? Дело обычное.
Женевьева откинулась назад, скрестив руки на груди, и уставилась на Дункана. Юноше был хорошо знаком этот взгляд. Когда так смотрят, дело может закончиться тем, что кое-кого шарахнут головой о стену.
– Так зачем же ты на самом деле туда пошел? Что ты делал там до того, как… уединился с этой молодой особой?
Дункан раздраженно вздохнул: