Призыву по возрасту не подлежит

«Морской охотник», выжимая все что можно из своих моторов, несся в море, стараясь укрыться в клочьях разносимой ветром дымовой завесы. Уши Димки глохли от рева, от треска пулеметов и грохота пушек. Прямо по носу взметнулся фонтан, второй поднялся за кормой. «Вилка!» — понял Димка, искушенный уже в таких делах. Сейчас враг начнет вести огонь на поражение!

Но катер резко затормозил, задрожал корпусом, дал задний ход. И там, где через минуту должен быть «охотник», рванули воду снаряды. Осколки ударили по рубке, с визгом пронеслись над мостиком: точно рассчитали вражеские артиллеристы!

Взревели моторы, и катер снова рванулся вперед.

Внезапно батарея врага замолчала. Слышался только свист ветра да плеск волн. Лейтенант Евдокимов поднес к глазам бинокль: черны и глухи скалы. Он взглянул на море.

— Вижу тени! — быстро доложил Димка. — Сторожевики!

— Ага, — процедил Евдокимов. — Вот почему они замолчали!

Немецкие сторожевики приближались, отрезая катеру выход в открытое море. Забрезжил рассвет, и вражеские корабли были уже хорошо видны. Катер Евдокимова шел пока в клочьях дымовой завесы, относимой ветром.

— Девять! — закричал Димка, и Евдокимов кивнул:

— Вижу!

Он понял их маневр, понял, что пробиваться придется с боем. Командир знал, что «морской охотник» уступает немецким сторожевикам по всем статьям: у врага больше пушек и пулеметов, у врага больше скорость, лучше маневр, а «морской охотник» плохо слушается руля, в кормовые отсеки его поступает забортная вода. Значит, вся надежда на боевой дух моряков, на их выдержку и отвагу. А уж в этих качествах своих людей лейтенант не сомневался.

Он стоял, широко расставив ноги, словно врос в палубу. Его лицо, с резко обозначившимися желваками, будто окаменело. На лбу меж бровями легли упрямые складки. И Димка, глядя на своего командира, тоже расставил ноги и тоже сурово насупился.

Евдокимов следил за флагманом — головным катером противника, ожидая, когда тот пересечет мысленно проведенную им линию, чтобы открыть огонь. Вот разорвались последние клочья дымовой завесы, скоро «морской охотник» будет весь на виду у противника. «Пора!» — решил Евдокимов и подал команду.

Орудия и пулеметы прямой наводкой ударили по врагу. «Молодцы комендоры!» — порадовался Евдокимов, увидев, как первые же снаряды легли точно, пробив борт флагмана, разворотив ему моторный отсек, из которого сразу повалил дым.

— Огонь!

И очереди крупнокалиберных пулеметов хлестнули по палубным надстройкам флагмана, сметая фашистов. Сторожевик потерял ход. Зарываясь носом в волну, он двигался по инерции, медленно разворачиваясь вокруг своей оси. На шкафуте бушевал пожар.

Второй сторожевик, не ожидая такого поворота событий, резко отвернул влево, пошел к дымовой завесе, норовя нырнуть в нее. «Ух-ух-ух!» — ударили отрывисто и резко его скорострельные пушки. Захлебываясь, били пулеметы.

«Начинается самая баня!» — понял лейтенант Евдокимов, пытаясь уйти из-под огня.

— Бить по второму! — скомандовал он, стремясь как можно скорей подавить огонь второго сторожевика: вести бой сразу со всеми судами противника ему не по силам.

Артиллеристы стали поливать огнем второй, ближайший сторожевик, а тем временем приближались остальные катера врага.

Димка видел, как два сторожевика остановились возле пылающего флагмана, принимая моряков, которые спасались на плотиках, надувных лодках и просто вплавь. Остальные неслись на «морской охотник», ведя огонь из пушек и пулеметов.

Уходя из-под обстрела, Евдокимов меньше всего опасался подбитого флагмана, но вдруг с кормы горящего сторожевика ударила скорострельная пушка. Первая очередь с визгом пронеслась над мостиком, вторая рубанула по корме. Снаряды прошили борт, разворотили палубу, раскидали орудийный расчет.

Самый ближний к Евдокимову вражеский сторожевик, вспарывая волну высоким острым форштевнем, шел лоб в лоб, чуть покачиваясь. Из его носового орудия с коротким уханьем вырывались языки пламени, на концах пулеметных стволов трепетали огненные жальца. «Морской охотник», едва маневрируя, отвечал огнем носового орудия и пулеметов. Кормовая пушка молчала.

Евдокимов указал Димке на корму, которую застилал густой черный дым:

— Узнай, что там!

Димка побежал. Моряки заделывали пробоину, откачивали воду, тушили пожар. У борта лежали убитые. Огонь подбирался к глубинным бомбам. Языки пламени плясали рядом с ними, лизали черные, блестевшие бока.

Главстаршина Вивтоненко, накрывшись куском брезента, пробился сквозь огонь к срезу кормы и рванул рычаг бомбосбрасывателя. Глубинные бомбы покатились вниз, подталкивая одна другую. Вот они ухнули в воду, вздымая тучи брызг. «Так!» — обрадовался Димка и тут же закусил губу: рычаг сбрасывателя по левому борту отказал. Заело!

Вивтоненко рванул рычаг раз и другой, наклонился, отворачивая лицо от пламени. Китель на спине его дымился… Кто-то из моряков окатил старшину струей из шланга. Вивтоненко, с багрово-красным лицом, с обгоревшим усом, обжигая руки, стал хватать тяжелые бомбы и бросать их за борт. Димка кинулся было помогать ему, но кто-то из моряков крепко схватил его за шиворот: