Про Бабаку Косточкину-3, или Все ноги из детства

У нас демонстрации же совсем не такие сейчас. Это потому, что на них ходят только угрюмые личности, а молодёжь — нет. Она у ЦУМа собирается по вечерам. И народу у нас на демонстрациях раз в сто или в двести меньше. А тут — весь Ленинский перекрыли, кругом красным-красно.

Я посмотрел на небо — там были шары, приделанные к тополиным веткам, и портреты ещё разные мужские.

А дирижабля не было.

Тишка вытянул меня из колонны. Мы сели на лавочку и стали есть из картонки хлебную соломку.

— Значит, из будущего, говоришь? — в который раз прищурился на меня Тишка.

Он мне уже, если честно, надоел. Всю ночь на меня сверху щурился и всё утро, пока кефир из бутылок пили, за завтраком. Всё прикидывал что-то у себя в голове.

— Точно, — кивнул я.

— А чем докажешь?

Мобильника ему с роботом мало, что ли?

Я пошарил по карманам. Нашлась старенькая мятая десятка — мама на мороженое давала, а я в тот раз так и не купил.

— Вот! — Я протянул Тишке десятку. — Видишь, «1997» написано?

— Вижу, что чирик. — Тишка с сомнением повертел в руках купюру. — А при чём тут Красноярск?

На десятке и правда был нарисован Красноярск, и надпись про это стояла. А я раньше не замечал.

— Ты что, не местный? Или у вас в разных городах разные деньги? — Тишка ухмыльнулся.

Не люблю, когда так ухмыляются.

— Если хочешь знать, деньги разные. И страна теперь вся разная. Не большая, как у вас тут, а много маленьких. У всех разные деньги, и языки, и президенты тоже разные. И ничего — все довольны. У нас этот, как его… капитализм!

Тишка побледнел.

— Врёшь! — Он соскочил с лавки.

Ишь, как испугался.

— Вру, — согласился я.

Зачем зря расстраивать человека? Всему своё время, успеет ещё нарасстраиваться.

— Надоел ты со своими шуточками, — немного успокоился Тишка. — И про 2011-й тоже наврал?

— Про это — нет. Вот, смотри. — Я вынул из кармана свёрнутый вчетверо газетный листок.

— «Алтайская правда. Вторник, 20 марта 2011 года», — прочёл Тишка и поглядел на меня.

— Ты дальше читай, вот здесь. — Я ткнул пальцем в обведённую маркером статью.

— «В минувшее воскресенье во Дворце Котельщиков состоялся чемпионат по компьютерной игре „Ко… ко…“» — Тишка запнулся. — Здесь не по-русски.

— «Counter Strike», — подсказал я.

— «По данным пресс-службы Дворца, первое место заняла команда „Пойнт. ру“, в которую вошли учащиеся компьютерного класса „Пойнт. ру“. Прямая скайп-трансляция с места виртуальных боёв помогала болельщикам мира увидеть всё, что происходило в компьютерном зале. Чемпионат организован с целью развития киберспорта в Алтайском крае в рамках проекта „Рунет для россиян“, — сообщили корреспонденту „АП“ в пресс-службе…» — Тишка перестал читать. — Ну и что?

— А то! Я, между прочим, капитан «Пойнта».

Не был я никаким капитаном. Со слов преподавателя, мне не хватало техники и усидчивости, но наша команда всё равно тогда победила.

Мимо нас прошла колонна каких-то атлетов в чёрных трико. Одни атлеты шагали под Иосифа Кобзона из громкоговорителей, а другие стояли у них на плечах и держали транспарант: «Детско-юношеская спортивная школа олимпийского резерва (ДЮСШОР)». Эту сложную конструкцию венчал атлет небольшого роста с мегафоном на верёвочке.

— Да здравствует пролетарская солидарность трудящихся! Ура, товарищи! — крикнул небольшой атлет в мегафон, и его тут же подхватили остальные.

— Ура-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — прокатилось над Ленинским.

А потом ещё раз:

— Ура-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Я чуть не оглох.

— Парнята! Кончай жевать! Айда к нам, в спортивные резервы! — крикнул нам верхний атлет уже без мегафона.

Он был такой радостный, счастливый и какой-то весь пышущий, что мне и правда захотелось к ним в резервы.

— Спасибо, нам и тут хорошо, — сказал Тишка. — А что, у вас там, в будущем, все так говорят, не по-нашему? Рунет, киберспорт, контер этот…

— Разве это не по-нашему? — удивился я.

Обычные же русские слова, сколько живу — ими пользуюсь.

— Ой, мальчики! Приветики!

Щиборщ и Тюльпанская стояли нарядные — в одинаковых клетчатых пальто и красных беретах. В руках у них были букеты из зеленеющих тополиных веток.

— А мы как раз искали свободную лавочку. — Щиборщ улыбалась во весь рот.

— А тут как раз занято, — огрызнулся Тишка.

Но девчонки уже уселись с обеих сторон — Щиборщ рядом с Тишкой, а Тюльпанская — со мной.

Берет с пальто ей шли гораздо больше, чем Светке, и Тюльпанская об этом, кажется, прекрасно знала. А ещё от неё вкусно пахло чем-то сладким.

— Вы давно тут? А мы с площади Советов за демонстрантами идём, — взахлёб рассказывала Светка. — С лётным училищем. Там один мужчина, кажется генерал, ледяшки всем из кулька раздавал. Мы полные карманы набрали, хотите?

— Светка, не выдумывай! — сказала Алка.

— А что такого? А вы потом куда? — не отставала от нас Щиборщ.

— На кудыкину гору, воровать помидоры, — отрезал Тишка.

— А мы в «Родину». На «Вам и не снилось».

— Ну и купи себе медаль на шею.

— А пойдёмте с нами.

— Как же, разбежались.

— Костечка, а ты не хочешь в кино? — вдруг спросила у меня Тюльпанская.

— Хочу, — моментально отозвался я.

Тишка зыркнул на меня свирепо.