Стою у стенки. Я не я.Пусть бредом жизнь смололась.Но только б, только б не еяневыносимый голос!Я день, я год обыденщине пре́дал,я сам задыхался от этого бреда.Он жизнь дымком квартирошным выел.Звал: решись с этажей в мостовые!Я бегал от зова разинутых окон,любя убегал. Пускай однобоко,пусть лишь стихом, лишь шагами ночными —строчишь, и становятся души строчными,и любишь стихом, а в прозе немею.Ну вот, не могу сказать, не умею.Но где, любимая, где, моя милая,где — в песне! — любви моей изменил я?Здесь каждый звук, чтоб признаться, чтоб кликнуть.А только из песни — ни слова не выкинуть.Вбегу на трель, на гаммы.В упор глазами в цель!Гордясь двумя ногами,Ни с места! — крикну. — Цел! —Скажу: — Смотри, даже здесь, дорогая,стихами громя обыденщины жуть,имя любимое оберегая,тебя в проклятьях моих обхожу.Приди, разотзовись на стих.Я, всех оббегав, — тут.Теперь лишь ты могла б спасти.Вставай! Бежим к мосту! —Быком на бойне под ударбашку мою нагнул.Сборю себя, пойду туда.Секунда — и шагну.
Шагание стиха
Последняя самая эта секунда,секунда эта стала началом,началом невероятного гуда.Весь север гудел. Гудения мало.По дрожи воздушной, по колебаньюдогадываюсь — оно над Любанью.По холоду, по хлопанью дверьюдогадываюсь — оно над Тверью.По шуму — настежь окна раскинул —догадываюсь — кинулся к Клину.Теперь грозой Разумовское за́лил.На Николаевском теперь на вокзале.Всего дыхание одно,а под ногой ступенипошли, поплыли ходуном,вздымаясь в невской пене.Ужас дошел. В мозгу уже весь.Натягивая нервов строй,разгуживаясь всё и разгуживаясь,взорвался, пригвоздил: — Стой!Я пришел из-за семи лет,из-за верст шести ста,пришел приказать: Нет!Пришел повелеть: Оставь!Оставь! Не надо ни слова, ни просьбы.Что толку — тебе одному удалось бы?!Жду, чтоб землей обезлюбленной вместе,чтоб всей мировой человечьей гущей.Семь лет стою, буду и двестистоять пригвожденный, этого ждущий.У лет на мосту на презренье, на сме́х,земной любви искупителем значась,должен стоять, стою за всех,за всех расплачу́сь, за всех распла́чусь. —