Про героя Буривоя

Владимир Радимиров ПРО ГЕРОЯ БУРИВОЯ

Хляби с неба воду льют,
Птахи в ветках гнёзда вьют.
За морями ж али тут
Жил да был немалый плут.

Раз поехал он на рынок

И купил себе … ботинок.
А потом в него залез
И потопал в ближний лес.

А в лесу-то страшновато:

Темень, жуть, земля мохната…
Стал тут плут совсем не рад:
Леший нашим ведь не брат.

И вдруг видит — что за диво!

Сердце стукнуло ретиво.
Возле речки, у ракит
Хатка ветхая стоит.

Та избушка с курьей ножкой

Повернулася немножко,
Плут — вовнутрь, глядит — ага!
В хатке ждёт его Яга.

«Вот что, плут, — Яга смеётся, —

Мне тебя сожрать неймётся.
Попадёшь ко мне ты в пасть:
Голодна я прямо страсть!

Но коль ты меня уважишь,

Бабке сказочку расскажешь,
Так и быть — я враз уймусь
И за щи тотчас примусь».

Что же, плуту делать неча.

Вот он, бабке не переча,
Хохотнул, прищурил глаз,
Да и начал без прикрас…

Лапоть по небу летит, сокол во поле пыхтит, слуги в бары подрядились, господа в хлеву трудились, мы рыдали на пиру, и нашли в игле дыру. Поп чертям поклялся нами, клоп гонялся за слонами, ну а мухи еле-еле с голодухи лошадь съели. Ковали сковали волю, власти хаяли недолю, а обжоры в жирном теле кушать сроду не хотели…

А в саду, в ночи безлунной, мы словили Гамаюна. Как распелся Гамаюн — вмиг размяк и стар, и юн. Три часа точил он лясы, и брехал нам для украсы: про любовь и про коварство, и про всякие мытарства, про красавиц и героев, и про драку чар и воев, про колдуний, колдунов…

Был сюжетец его нов.

Мы же слушали, хваля, и дыханье затая.

Знатно он там горло драл и народу сказку врал, а как вовсе изоврался, скок в окошко — и удрал!

Я же с детства был сметливым. Сказку ту неторопливо я без фальши расскажу, всё как было, доложу. Мне задор, а вам терпенье, и в придачу изумленье. Гамаюна долог сказ — вот вам в ухи мой рассказ.

* * *

Давным-давно, во времена незапамятные и сказочные, правил на острове славном Буяне князь один удалый по имени Уралад, и были у него два сына-погодка, Буривой с Гонивоем. И вот же какая вышла с братьями сими оказия: до того они меж собою отличалися, и внешне, стало быть, и своим нутром, что окружающие их люди только диву давалися — ну словно родились они от разных княжеских жён!

Буривой, сынок старшенький, пареньком рос отчаянным: и ростом он брата своего превосходил, и красотою лица, а также умом вдобавок сообразительным и живым приветливым нравом. Волосы на головушке бедовой были у него светлые и кудрявые, глаза голубые, словно цветы-васильки во ржаном поле, а кожа у него смуглою была слегонца и почти безволосою.

Да только не таков был братец его младший, своевольный Гонька. Ростом он от старшего брата довольно-таки отставал, да ещё при том и сутулился сильно, отчего казался даже чуток горбатым. Волосы же у него были прямыми и жёсткими, в точности по цвету как вороново крыло, глаза тоже были тёмными, а кожа — вот же странное дело! — бледною у него была, пребледною, словно кожура невзрачная у лесной поганки. Да и нравом младший княжич хуже был гораздо старшего брата, ибо не светлая половина ума у него почему-то развивалась, а сторона обратная, хитростью называемая, подлостью и коварством.

Отчего у них вышло так разно, и Уралад, и жена его, да и все прочие голову зело ломали, покуда волхун один знаменитый это дело им не растолковал.

Отчего у них вышло так разно, и Уралад, и жена его, да и все прочие голову зело ломали, покуда волхун один знаменитый это дело им не растолковал. Произвёл сей дедок уважаемый гадания свои тайные и таково объяснил супругам заинтересованным: тут де совершилось, сказал он, злобное колдовство, и на беременную Гонивоем княгиню Украсу колдун какой-то мерзопакостный чары навёл ужасные.

Только вот что это был за чародей злонравный, и как чары его крепкие с княжича снять, не ведал волхв седовласый ни мало. Да и никто не ведал из служителей радостных сияющего Световита, посылающего через солнышко красное — свой ослепительно-золотой лик — на Землю-матушку лучи живительные.