Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

Больше Юлька ни о чём не спрашивала и в гости не рвалась, посчитав семейную ситуацию парня сходной со своей. Разница лишь в том, что у неё мама почти каждый день дома, а тут с инспекциями набегают. Встречаться же с чужой роднёй, по закону подлости припрущейся в самый ответственный момент, ей не хотелось.

Гостиницы оказались гораздо удобнее, спокойнее и разнообразнее.

Внимательно проследившая за гостьей Маша одобрила выбор, охарактеризовав её «нормальной девчонкой с мелкими заскоками», однако поведения домохозяина не понимала.

– Чего вы как семейные любовники чужие подушки полируете? Есть же где покувыркаться.

– Рано. Да и удобнее так. Начнёшь домой водить – в ванной незаметно появится вторая зубная щётка, а потом и в шкафу для меня места не останется. Начнутся новые порядки, быт…

– Это да, – вздыхала кицунэ, – мы такие… Но девушка, по-моему, к такому примитивному захвату территорий не склонная.

– Проверять неохота.

О том, что кувыркаться в постели с женщиной, твёрдо зная, что в квартире есть и другие жильцы, попросту неприятно, Сергей не упомянул. Домовая, конечно, мешать не станет и терпеливо отсидит до утра за холодильником, но… сам факт. Стоны, возня, поцелуи только для двоих. Остальные – лишние.

***

От замысла по прокачке лечебных свойств Иванова друзья не отступились. Смотались к Стасу, переговорили с ним о превращении его чахлого организма в учебное пособие.

Получив горячее одобрение, приступили к обработке мамы парализованного, залегендировав предстоящие визиты под сеансы лечебного массажа. Упирали на то, что они организация некоммерческая и платить ничего не понадобится. Как оказалось – зря. Согласие Елизавета Владимировна дала даже не вслушиваясь, истово веря в любое начинание Маши, которую она почему-то считала главной и называла «дочкой».

Одинокой женщине любая помощь шла только на пользу. В силу возраста ей тяжело давались процедуры борьбы с пролежнями у парализованного сына, имевшего какой-никакой, а вес.

Особый вклад в организационную часть внесла кицунэ, отвлекая рвущуюся понаблюдать за сеансом Елизавету Владимировну женскими разговорами и терпеливым выслушиванием жалоб.

Поначалу реабилитация Стаса шла из рук вон плохо. Инспектор вливал в беспомощное тело Силу, с радостью наблюдая кратковременный прилив энергии в «пациенте». На губы мужчины наползала улыбка, речь становилась чуточку внятнее, на лице проступал заметный румянец.

Едва прекращал – через десять-пятнадцать минут всё возвращалось на круги своя. Немёртвый серел, бледнел, откатываясь в первоначальное, овощное состояние.

Серёга делился даром до упора, до бессилия. Уходил, поддерживаемый напарником и мокрый от пота. Потом спал по двенадцать часов, и на следующий день ощущая в организме неприятную разбитость.

Прогресс даже не маячил на горизонте, превращая все усилия в Сизифов труд.

Отчаявшись, затеяли мозговой штурм. Долго спорили, рядили, выпив немерено чаю и почти разругавшись вдрызг. Антон, насмотревшись на потуги друга, отговаривал его от, как он вполне метко выразился, «высокопарной придури, выдуманной в приступе неконтролируемого бреда», приводя в доказательство дельные аргументы. Маша его поддерживала, но не слишком рьяно, делая акцент на работоспособности обожаемого домохозяина и мягко переводя обсуждаемые проблемы в разряд долгоиграющих.

– Подучись, – говорила она. – В спешке перегоришь. Потихоньку надо, понемножку.

В доказательство упирала на то, что в мединститутах и учатся долго, и интернатуру не за полгода проходят, и всё равно нормальных, знающих врачей толком не сыскать, а те, кто действительно что-то умеет – поголовно с огромным практическим стажем.

Спорить с ними Иванову было трудно. Каждый по-своему прав, каждый желал ему добра. Но сдаваться инспектор не хотел.

Имелся у него довод. Тайный, тщательно скрываемый, эгоистичный. Он отлично помнил, как после увольнения из органов почти полгода сидел без работы, считая копейки да проедая заначки. И повторять этот путь не хотел.

Нет, Сергей верил и в друга, и в шефа, и в домовую. Верил, что не бросят, не забудут. Но они не всесильны, а вылететь из Департамента можно по самым разным мотивам: от конфликта интересов до… чего угодно. Всякое случается.

Приносящая стабильный доход база тоже не Серёгина заслуга. Машкина. Она занималась и финансами, и текучкой, и всем сопутствующим, оставляя домохозяину почётное право именоваться владельцем.

Потому хотелось иметь дополнительную, способную прокормить профессию.

Избегая самообмана, Иванов признавал, что от этих рассуждений откровенно воняет меркантильностью и корыстолюбием, однако опыт настырно талдычил о здоровом эгоизме и нелюбви к «Дошираку».

Да и от мечты приносить пользу отказываться претило. Хотелось совместить личное с общественным, извернуться, превозмочь появившиеся преграды.

И чем больше его убеждали, тем больше в парне разыгрывалась злость, агрессивный задор сродни тому, который нападает на человека в доброй драке, заставляя свозь кровавые сопли лезть вперёд, за победой.

… Меня по морде? Наотмашь? А вот вам сдача мелкими и много…