Про Кешу, рядового Князя

– Тут ничего не вышло из тебя, Киселев, а там точно свихнешься. Не петрушка ты, не редиска, а так, колючка какая-то верблюжья.

Дальше было так. Поступил Кеша в одно из профтехучилищ на каменщика, но был оттуда вытурен за лодырничество, драки и вопиющее непослушание. В день изгнания директор училища упрекнул Киселева-старшего за полное невнимание к сыну. Тот в ответ выдал давно, видать, выношенную педагогическую догму:

– Как вы могли убедиться, на этого олуха ничего не действует. Воспитать его может только одно. – Он поднял палец к потолку и со значением произнес: – Правда жизни. Она умеет вправлять мозги.

При этом отец энергично плюнул в кулак и замахнулся им, желая показать, как правда жизни будет вправлять его отроку мозги. Директор с досадой крякнул и спросил:

– Скажите, ваша жена такого же мнения?

– А куда ж ей деваться? Именно такого! Ведь для этого олуха матери просто не существует. – Отец чуть наклонился к директору и жарким шепотом закончил: – Все они сейчас такие, простите, выродки! Вы же педагог, неужели не знаете?

– Нет, не знаю, – поморщился директор.

Отец шутливо погрозил ему пальцем:

– Знаете, знаете, чего уж там! Вот вы моего оболтуса вышвыриваете и правильно делаете. Обеими руками – за. Пусть им займется правда жизни, она умеет...

Что и говорить, с правдой жизни Кеша был явно не в ладах. Так выходило, что он доставлял радость людям только тогда, когда избавлял их от своего присутствия. Но так или иначе, он дотянул до возраста допризывника. В военкомате ему предложили поступить в автомотоклуб ДОСААФ учиться на шофера. Кеша согласился и к великому удивлению родителей дотерпел до конца учебы, даже водительские права получил. Только тут надо отдать должное тому обстоятельству, что в автомотоклубе была полувоенная дисциплина. А перед откровенным нажимом решительных людей раскрепощенная натура Князя устоять не могла – не знала против них средства.

Технически подкованному Кеше была вверена настоящая автомашина по имени самосвал – взяли в автобазу Вычедольского строительного треста. Для парня это великое событие. Сами посудите: дома ему не доверяли даже пылесоса, опасаясь, как бы он не обернулся в шкодных руках грозным оружием.

…Как бы нам все-таки не увлечься безоглядной критикой героя. Ведь критиковать – это так просто! Иные увлеченные достигают в этом приятном деле виртуозного мастерства. А ведь у Кеши есть и достоинства, он, к примеру, недурно шоферил и даже питал к машине нежные чувства. Стало быть, не круглый олух, а какой-то такой продолговатый.

На первую получку юный водитель купил с рук гитару, приклеил к губе сигаретку и отправился искать применение остальным деньгам. Нашел. Да так, что наутро в голове стоял сплошной треск. Дома от него не требовали выкладывать получку, поэтому она всякий раз исчезала так быстро, словно Кешины карманы состояли из сплошных дыр.

4.

День, когда «великолепная семерка» была безжалостно бита в парке над рекой, для Кеши стал знаменательным: утром он получил повестку из военкомата. Пора ему было отправляться в армию. Вот и отметил он это событие, не дожидаясь конца смены. По пьяному делу познакомился с хмурым и неопрятным громилой по имени Миха и его недорослым приятелем. У этого верзилы брюхо из спецовки прет, седина в голову ударила, но на стройке все звали его не иначе как Михой.

– Хрусты нужны? – прямо спросил Миха.

– Чего? – не сообразил Кеша.

– Ну, хошь подзаработать?

– Это можно.

– Завтра к восьми подкати к очистным. Перевезем кое-что, и концы в воду. Полчаса дела.

– Пахнет воровством, – пьяно хихикнул Кеша. – Не пойдет.

– Не так выражаешься, мальчик, – терпеливо объяснял Михин приятель. – Будем бороться с этим... с бесхозяйством.

– Да чего с ним толковать! – перебил Миха. – Слаб в коленках.

– Я слаб?! Плохо ты меня знаешь!

– Тогда по рукам?

– По рукам!

С ослепительной фарой под левым глазом Кеша заруливает на своем самосвале по обширной промышленной стройке. На дорогу перед машиной выбегает какая-то огромная и нескладная фигура, ожесточенно машет руками, требуя остановиться. Физиономию эта грузная фигура имеет свирепую и неопрятную, спецовка не стирана с рождения. Словом, налицо резко отрицательный герой. Тюремное начальство, должно быть, без ума от таких дорогих клиентов.

Завидев этого дикого типа, Кеша начинает беспокойно ерзать на сиденье, но машину останавливает. Тип рывком распахивает дверцу и без предисловий спрашивает простуженным на всю жизнь голосом:

– В рожу хошь? Я спрашиваю, тюня: в рожу хошь?

Какой, однако, наглец! Допытывается так, словно должен получить утвердительный ответ. У Кеши, понятно, нет желания светить двумя фарами сразу, поэтому он начинает позорно канючить:

– Не могу, Миха! Ну, найди другого, мало машин, что ли...

– Ничего не знаю, вчера уговор был!

– Так то ж по пьяни! Я уже и не помню.

– А, шкура, не помнишь? Щас напомню!

Хриплый Миха своей крючковатой пятерней хватает Кешу за рукав и тянет из кабины.

– Я те щас пику меж ребер вставлю, шкура!

– Миха, кончай, Миха! – верещит перепуганный Кеша, цепляясь за баранку побелевшими от натуги пальцами. – Ну, поеду!