Про Клаву Иванову (сборник)

…Вечером того дня я решил сходить в кино. Этот документальный фильм об Отечественной войне обязан посмотреть каждый. И не по затее «культсектора», а по зову сердца и памяти. Между прочим, я начал собирать военную мемуарную литературу – ощущение истории помогает жить. И любопытные вещи попадаются! Только по воспоминаниям одного немца, например, я понял, чем был для них Сталинград, и уже какими-то сложными обратными связями по-новому осознал величие своего народа. Правда, этот немец только в двух местах оговаривается, зачем они пришли к нам, а в целом пытается создать впечатление, будто мы их били просто так, ни за что…

Так вот о том киносеансе. Перед началом его я заметил, что рядом села какая-то пара. Ничем особенным не выделялись, и я просто мельком взглянул на них. Начался фильм. Многое потом уходит из памяти, расслаивается, дробится и одновременно собирается в целое – великую священную войну, но одна сцена, должно быть, никогда не забудется. Немецкий солдат уводит женщину, чтоб втолкнуть в машину, а ее маленькая дочурка удивленными и чистыми глазами смотрит ей вслед, топает ножонками за матерью, не понимая, что же это такое происходит, и мать оборачивается, пытается прорваться к девочке, но солдат грубо толкает ее. И эту потрясающую человеческую драму с холодным любопытством изувера снимал когда-то оператор-фашист! Зал онемел.

А супруги, сидевшие рядом со мной, спокойно о чем-то разговаривали! Я тут же очень вежливо попросил соседей сидеть молча. Они согласились, но через некоторое время я снова услышал их голоса. Это было невыносимо. Я огляделся и заметил, что другие как будто не обращают на них внимания. Вдруг женщина зашептала: «Черчилль, Черчилль-то какой! Смотри!» И я уже не видел фильма, видел только соседей. Они без стеснения обменивались впечатлениями, показывали руками на экран, даже заспорили между собой – короче, вели себя, как дома у телевизора.

– Да перестаньте вы наконец! – не выдержал я. – Вы же не у себя в квартире!

Они смолкли, словно оглушенные, но женщина тут же набросилась на меня:

– А вы не слушайте чужих разговоров! Развесили уши! Ему мешают!.. Садитесь на первый ряд, если плохо слышите!..

И так далее, и тому подобное. Замолчать таких не заставишь, возражать – дело пустое, а слушать противно и стыдно. К счастью, она быстро выдохлась, но радоваться было рано.

– Ты был там? – задышал вдруг мужчина мне прямо в ухо, и я услышал запах винного перегара. На экране в это время наши танки входили в Вену. – Ты там был? Нет? Ну вот, а еще кричишь. А я эту Вену брал! Понял? А ты кто такой? Где ты был? Где? Молчишь?

– Мой отец погиб в Вене, – тихо сказал я, чувствуя, что больше уже ни слова не смогу произнести – разрыдаюсь.

– Если сын такой хам, то и отец, наверно, был свинья! – сказал он, будто подвел окончательный итог, и заскрипел креслом.

Я размахнулся и наотмашь ударил его по лицу. Люди впереди обернулись и, видимо ничего не поняв, продолжали смотреть на экран.

А я уже не видел экрана, не слышал голоса диктора, трясся, как на вибростенде.

– Ну что ж, – услышал я срывающийся голос соседа. – Ты, я вижу, смелый. Но я тебя проучу. Ты меня запомнишь. Выйдем сейчас, поговорим.

Экран погас, и я встал.

– Я покажу тебе, как распускать руки! – сказал он, но в голосе его я почувствовал не силу, а власть. – Идем!

И он попытался схватить меня за рукав.

– Не трогайте!

– Я отведу тебя, куда следует!

– Почему «я» и почему «отведу»? Пойдем вместе.

У выхода рядом с нами оказался какой-то хорошо одетый человек, он вполголоса заговорил с моими соседями.

– Кто он такой? – услышал я.

– В милицию, в милицию его! – закричала женщина.

В милиции нас встретили удивленно – было около двенадцати часов ночи. И вежливо. У вошедших за мной деликатно осведомились, что случилось. Странно, почему об этом не спросили меня?

– Заберите хулигана! – топом приказа сказал мужчина. – Пусть до утра посидит.

– А что он сделал? – У лейтенанта изменилось выражение лица, и он засуетился, усаживая супругов.

– Ударил человека в кинотеатре.

– Вы спросите у него, за что я его ударил!

– Ваши документы! – Дежурный нетерпеливо протянул руку.

Я развернул и хотел показать удостоверение, но лейтенант вдруг вырвал корочки у меня из рук.

– Не надо, товарищ, – устало сказал я и тоже сел на скамью. – Вы же на работе.

– Сами распускаете руки, – он снизил тон, – а нас пытаетесь воспитывать!

– Я не воспитываю вас, но все же сначала надо выяснить, кто виноват.

– Разберемся завтра, – решил лейтенант, рассматривая мое удостоверение. – Гражданин Крыленко! К девяти часам утра быть здесь с письменным объяснением. Удостоверение останется, завтра на работу опоздаете. Все.

– Зачем хулигана отпускаете? – воскликнул мужчина.

– Никуда не денется, – сказал лейтенант. – Извините, а вы будете писать заявление?

– Да, сейчас же.

Я пошел в общежитие, думая о том, почему у этого типа не потребовали документы. Что сей сон значит? Ребята уже спали. Я выпил бутылку кефира и сел писать объяснение. Разволновался, накатал девять страниц и лег. Утром я коротко рассказал ребятам и дал почитать сочинение.