Должен признать, что эти трудные люди тоже влияли на деповских. От своих манер и привычек они освобождались не вдруг, и я иногда ловлю себя на каком-нибудь сорном словечке, хотя знаю – по-русски обо всем можно сказать хорошо, обыкновенными словами.
Однако вернемся к Спирину. Уговаривать его в тот вечер было бесполезно, а милицию в депо не звали ни по какому случаю. Собралось несколько человек второй смены, вытолкали его из цеха, однако он застрял на деповском дворе, у Доски почета, где и моя фотография висит.
– Коммунистического труда? Вы? – глотая пьяные слезы и скрипя зубами, обращался он к портретам. – Не-е-е, вы еще не знаете Петьку Спирина, скучные вы рожи! Ишь вы – «кому-нести-чего-куда»! Передовики! Вы, значит, спереди, а я, значит, сзади?..
А поутру он дождался у общежития Клаву, грубо схватил за руку. Серое лицо его подрагивало, костюм был весь в мелких волосинках, будто о Петьку чесались собаки.
– Ты поговоришь со мной, поняла! – трезво и твердо сказал он.
– Не о чем, – отрезала Клава, пытаясь вывернуть из его клешней свои тонкие руки.
– Клаша, – вдруг униженно, просительно заговорил он. – На что хошь пойду. Ну, глянь на меня! Покажь глаза-то!
– Нет.
– Я тебе… что… совсем не по душе?
– Ты? – Клава по-прежнему смотрела в землю. – Страшней войны.
– Нет, ты поглядишь на меня! – с угрозой сказал он.
– Пусть лучше глаза лопнут.
– Все одно поглядишь! – прорычал Петька и отпустил ее.
На работу он не вышел, где-то пьянствовал, но это с ним случалось уже, и никто не подозревал беды. А она пришла назавтра.
В тот безветренный июльский день парило невыносимо. Над станцией колыхалось марево – деповское железо нагрелось и зыбило воздух. Все спрятались под крышу депо, там было свежо, как под мостом. Пути обезлюдели, только вдали, в товарном парке, медленно, будто сонные мухи, бродили меж вагонов смазчики.
Готовый к рейсу ФД, знаменитый наш тяжелый магистральный паровоз, стоял напротив конторки дежурного по депо, отфыркивался, струил вокруг себя горячий дух. Машинист пошел заполнять маршрут, да, видно, в парке не был еще готов поезд. А может, и в контору заглянул – с утра ходили слухи, что кассирша привезет деньги. Помощник лязгал в тендере стальными резаками – неудобными такими штуковинами наподобие длиннющих кочерег, а пожилой кочегар совсем сомлел в будке. Ничего, казалось, не могло произойти в такой душный и скучный день, однако стряслось.
У паровоза появился одетый в чистое и побритый Петька Спирин.
– Эй, лепила! – крикнул он кочегару. – Слышь, кассу открыли!
– Ну? – встрепенулся тот. – Пойти очередь занять?
– Дело хозяйское, – равнодушно сказал Спирин и сплюнул по обе стороны.
– Побегу, – решил кочегар, спускаясь на землю. Он заспешил к конторе, крикнув на ходу товарищу в тендере: – Аванс дают! Ты гляди тут!
Всего несколько секунд понадобилось Спирину, чтобы вскочить в будку, захлестнуть на железные скобы кочегарный лаз в тендер и дверцы. Паровоз заревел низко, тревожно, хлёбая, как бык под ножом.
Петька отпустил тормоз и неумело, резко открыл регулятор. Пар ворвался в цилиндры, и все эти тысячи пудов металла затряслись, запрыгали по рельсам. Паровоз двинулся вперед, подпрыгивая, тяжко отдуваясь. В крышу будки отчаянно колотил кувалдой помощник, что-то кричал ужасным тоненьким голосом, но снова забасил гудок.
Сбегался народ. Навстречу паровозу встрепанно кинулась стрелочница с красным флажком, высыпали из «брехаловки» паровозники, сразу стало черно от людей. Появился машинист с безумными глазами. Он вспрыгнул на лесенку, чтобы прорваться в будку, однако Спирин высунулся из окошка и начал колотить по поручням коротким ломиком. Люди уже влезли на котел, облепили тендер. На потеху сбиралось все больше деповских, в кассе даже рассыпалась очередь.
– Ты что? – кричали. – До белой горячки допился?
– Ну да, – отвечал Спирин.
А дело-то было совсем не шутейным. Не только летели к чертям собачьим все инструкции, все неписаные законы депо, запрещающие баловство на работе, тут попахивало уголовщиной. И чем все это кончится? Ладно бы какая-нибудь там маневровая «овечка»! Спирин завладел махиной, что на ходу прогибала рельсы и сотрясала деповские постройки. Пузатый котел распирала дикая сила, а ее надо умело держать в руках. Что, если в пьяную башку взбредет разогнать это чудовище и вдарить в деповские ворота? Разнесет ведь все в пыль. А вдруг взрыв? На сотню метров раскидает паровозный котел свои толстые стальные листы. Дежурный по депо и машинисты подступили для переговоров.
– А ну слезай, обормот!
– Не подходи! – предупредил сверху Петька. – Кран открою – кипяточком умоетесь!
– Слушай, парень, тебя же посадят.
– Это кто не бывал в тюряге, тот боится, – наставительно пояснил Спирин.
– Слезай, друг! Побаловался, и хватит! – молил машинист. – Ну что ты уперся, как дурак?
– А я и есть дурак.
– Знаешь, за ружьем побегли! – крикнул кто-то. – Один выход – пристрелить тебя.
– Вон вы как?!