Про Клаву Иванову (сборник)

Родион вздохнул полной грудью, бросил топор, лег к ручью и долго, не отрываясь, пил. Потом отвалился на куст, закурил сигарету и с наслаждением вытянул ноги, примеряясь глазами к толстой сухой лесине. И как ее, дуру, сдвинуть? Это же настоящий мост для огня…

– Ну вот! – послышался знакомый голос, и Родион вскочил. – Я так и знала. Значит, правду про вас рассказывали? Опился и полеживает. А тайга-то горит!

Из-за кустов вышла Пина, блестя глазами и зубами, и у Родиона от этой улыбки все заныло внутри.

– Хотя что я удивляюсь? – она вздернула плечом. – Вы же все такие. Одно слово чего стоит – пожарник…

Откуда было знать Родиону, что Пина давно уже наблюдает за ним с того берега ручья? И как ворочал дерева, она видела, и как рушил сапогами сушняк. А сейчас он стоял перед ней, хлопал глазами, и в груди у него саднило.

– Я с утра уж думаю, что без меня тут ничего не будет, – сказала она, безнадежно махнув рукой. – Думаю, залезет еще раз в бучило. Пойти помочь, думаю-у-у?

Родион остервенело бросил в воду недокуренную папиросу, взялся за лесину. Она вдруг подалась, а тут еще Пина подскочила, помогла, и они вдвоем перекатили бревно, которое тяжко плюхнуло в ручей. Потом они разобрали еще несколько завалов, начали зажигать лес вдоль ручья. Кромка огня, медленно раздымливаясь, поползла навстречу главному пожару. Родион носился на Буране вдоль ручья, спешивался в тех местах, где заломы не удалось разобрать, заплескивал ползущий куда не надо огонь. Злость прошла от работы. К тому же спасительница Родиона молчала. Она бегала по горящему берегу и топтала огонь сапогами.

Глава вторая

С л е д о в а т е л ь. Свидетель Бирюзов, в ваших показаниях есть такое выражение – «пропадать по первому разряду». Что это такое?

– А это, товарищ следователь, у нас градация ведется, у пожарников. Незаконная, конечно, градация, в инструкциях ничего такого нет, а просто меж собой мы так считаем. Это случаи разные, когда не повезет. У нас ведь работенка веселая – то одно случится, то другое…

С л е д о в а т е л ь. Первый разряд – что это?

– Все воздушное сюда идет, и встреча с землей, главное. Я в армии десантником был, однако там, можно сказать, шутки шутили, а не прыгали. Тут тайга. Кроме леса, бывает, некуда. Ныряешь в него и думаешь – лишь бы глаза сучьями не выковырнуло, остальное ерунда. А Гуляев – тот вечно поближе к огню норовит…

С л е д о в а т е л ь. Почему?

– Кому потом охота тащиться по чертолому? Кроме того, за нормальный прыжок десятку платят, а на лес если – семнадцать рубликов…

С л е д о в а т е л ь. Понятно. А второй разряд?

– Это все, что с огнем связано. Плюс взрывчатка. Мы же ее, бывает, центнерами берем с собой. Надо уметь с ней обойтись, особенно с запалами. В Улан-Уде был случай. Двое парашютистом рвали остаток запалов – их из тайги вывозить нельзя, – и вот капсюли-детонаторы открытыми дульцами вверх приладили. Искра от затравки попала – и с приветом.

С л е д о в а т е л ь. Что?

– Вся любовь. Обоих.

С л е д о в а т е л ь. И еще разряды есть?

– А как же? Третий – это случаи, когда ноги из тайги уносишь. Бывает, сбросят черт-те куда, километров за двести от жилы, вот и выбирайся. Помню, Гуляев нас выводил рекой. Чистый третий разряд. Уж и не знаю, как вылезли. Вертолетов тогда еще не было…

С л е д о в а т е л ь. А сейчас?

– В случае чего, ясно, вертолет – п о п о с л е д н е м у с л о в у т е х н и к и. Гуляев-то у нас невезучий. И нынешний сезон у него начался с кувырка. Вертолетом вытаскивали…

Весной Родиону и правду крепко не повезло, с первого же прыжка. Когда его выгружали на аэродроме, многие думали, что пропащее дело, однако Родион, увидев у вертолета врача, оживел. Он отказался в больницу – не переваривал это дело с детства. Отлеживался на квартире, хотя ничего хорошего тут не было. Хозяйка не больно-то жаловала постояльцев, но Родион с Санькой давно притерпелись и зря не тратили нервы, убедившись на горьком опыте, что все квартирные хозяйки в городе вроде этой – на словах рассыпаются колокольчиком-бубенчиком, а в натуре норовят шкуру содрать.

Колени распухли, и в позвоночнике не отпускала какая-то странная пульсирующая боль. Она портила Родиону настроение. И еще паршиво, что с аэродрома никто не заходил уже сколько дней, – должно быть, и парашютистов и рабочих бросили на север, в Жигановский район, где вечно горело.