Про Контра и Цетера

Агния:

Такое бывало и раньше. Острый приступ хронического горя. Если Дима приснится или маму его встречу на улице – и казалось бы утихшее чувство взрывается опять. Ничего не делаю, просто лежу и реву. И ничего мне не надо. А тут ещё необычность обстановки, больница.

Кто-то всю ночь ходил по коридорам, шаги, шаги, и вдруг слышу – заходят ко мне. Ну конечно, кто ещё может среди ночи в гости явиться? Я потянулась к выключателю, голова закружилась, а бородатые панибратья уже двигали стулья, рассаживались вокруг меня, аки в импровизированном театре.

Полиблюд сказал как-то киношно-старомодно:

– Хозяюшка, бедная, что они с тобою наделали?

Канистрат усмехался в бороду, как перед счастливой развязкой, и увидев это, я вдруг почувствовала себя абсолютно здоровой. И ещё поняла, как рада видеть этих обалдуев.

– Объясните мне наконец, – начала было, не скрывая своей радости, но они тут же серьёзно зашикали, то ли намекая на поздний час для соседки, то ли напоминая о своей нелюбви к вопросам.

И стали выдвигать откуда-то – мне показалось, прямо из-под моей больничной койки – деревянный ящик с яблоками.

– Это мы тебе, хозяюшка, гостинец, – радовался в бороду Канистрат.

Я попыталась опередить их, пошутила:

– Наверное, мой любимый сорт?

– А как же? – заперемигивались они радостно. – Коричные, спелые.

Замечания о том, что рановато в июне для коричных спелых, и о том, что мне одной всё не съесть, я, конечно, оставила при себе. А они, бессовестные, пошли дальше заливать о том, как им достался этот ящик.

– Видишь ли, – повествовал Канистрат, сложив руки на коленях, – мы работаем звукорежиссёрами, нас приглашают в разные фильмы и рекламные ролики, чтобы мы красиво озвучивали шумы. То есть всё, что не связано с человеческим голосом: шаги, скрипы, стуки, шмяки, шлёпы, трески, лязги, шуршания, выстрелы… – Полиблюд потянул панибрата за хвостик берета, дабы тот не очень-то расходился.

– И вот?

– И вот для этого у нас есть кое-какие свои инструменты и приспособы, – продолжал Канистрат морочить мне больную голову, – железки, деревяшки, стекляшки, бумажки и тряпочки.

– Да, я помню, как вы здорово играли на моих бокалах, – вставила я о том, что предмет беседы меня восхищает, несмотря на головокружение.

– Да, мы такие! – по-щенячьи хвасткликнул один брат. А второй продолжал:

– Но мы не можем все шумы таскать с собой в коробке и в рюкзаке, поэтому некоторые звучащие предметы заготавливает сам режиссёр или его помощники. А сегодня приходим на студию, стоит на столе тарелка с яблоками. Мы, ожидая режиссёра, решили перекусить. Он-то опоздал, а мы случайно съели все яблоки. И вдруг оказывается, что фрукты были принесены для озвучания, а не для еды. Там в кадре девочка ест яблоко, смешно так хрустит, а мы…

Я смеюсь:

– А откуда же ящик?

– Это режиссёр гневаться изволили, ножкой топали и сгоряча приказали своему ассистенту купить новых яблок. Ящик! Чтобы прожоры звуковики не смогли всё слопать.

– Как бы мне хотелось, – говорю я и осторожно откладываюсь на подушку.

– Посмотреть на озвучание? – как всегда угадали они. – Послушать?

– Выздоравливай, хозяюшка, а там посмотрим, послушаем, – улыбнулся Полиблюд и протянул мне в руки яблоко. – Съешь вот это, я его помыл.

– И во время мытья оно скрипело, как будто квакающая лягушка.

Я представила себе, как трут яблоко под струёй воды. Да, наверное, похоже.

– Остальные помыть не успели, там у вас нам, кажется, не были рады, – намекающе шаркнул ногой Полиблюд.

И я поняла: это было всего лишь предисловием.

– Вы что, заходили ко мне домой? – вопрос застрял у меня в откушенном яблоке.

– Божалуйста, не волнуйся, – каламбуркнул Канистрат.

– Что вам сказала Мара? – перешагнула я сразу через несколько ступенек-вопросов.

– Да она нас, похоже, не заметила, – пожал плечами Полиблюд. – Она была слишком увлечена разговором.

– С кем?!

– Ну с кем, – в один голос мяукнули панибратья и покосились друг на друга, – с мужчиной. К тебе домой пришёл какой-то человек, вот она с ним.

– А-а-а! И вы до сих пор сидите тут и молчите, кормите меня яблоками-баснями?

– Простите, хозяйка, – как по команде потупились и покраснели панибратья. Им было стыдно за себя, за меня? Или ещё за кого-то?

– Домой! – я выхватила у стула халат, сунулась в тапки и – к двери. Потом обернулась к своим притихшим стыдливым гостям, не зная, что с ними делать и как им сказать. Мне казалось, что, если Мара и Вадим встретятся у меня в квартире, произойдёт какая-то катастрофа.

– Ну что вы сидите? Едем! Я должна срочно проверить!

Соседка по палате заворочалась во сне на мой крик.

– Вообще-то ночь, – поднимаясь со стула, сказал Канистрат и невозмутимо поправил одеяло на моей соседке. – Ночь, транспорт не ходит, да и тебя из больницы не выпустят.

Мне стало обидно. Спина не болела. Голова не кружилась. Не выпустят. А я в окно вылезу. И пешком пойду. Мне очень нужно.

Прочитав все эти мои мысли, специалисты по скрипам тихонько подошли к окну и заглянули вниз. Канистрат вкусно съел улыбочку и уже серьёзно стал выволакивать из своего зелёного рюкзака – боже мой! – верёвочную лестницу!

Голова у меня закружилась опять, но, кажется, уже по другой причине.