Про любовь, ментов и врагов

– А ты и вправду красавица, но худышка, – усмехнулся человек и сел перед ней на корточки. Давай знакомиться. Дай лапу. Ай молодец. На-ка, специально для тебя принес, – и вынул из кармана котлетку с её головокружительным запахом. Софи была такой голодной, что сглотнула её в один миг и пристально уставилась на оттопыренный карман: там явно лежала еще одна, такая же пахучая и вкусная.

– усмехнулся человек и сел перед ней на корточки. Давай знакомиться. Дай лапу. Ай молодец. На-ка, специально для тебя принес, – и вынул из кармана котлетку с её головокружительным запахом. Софи была такой голодной, что сглотнула её в один миг и пристально уставилась на оттопыренный карман: там явно лежала еще одна, такая же пахучая и вкусная.

– Ах ты, хитрушка, почуяла, да? Ну ладно, пойдем, вместе попируем, – и человек снова присвистнул и похлопал себя по карману.

Софи озадаченно застыла на месте. Идти или не идти за ним? Но очень уж призывно пахла котлетка в его кармане. Да и сам он был явно добрый человек. Что-то и от Добряка, и от Давида. И Софи осторожно двинулась следом за ним. Невдалеке стояла машина. Он отпер ее, раскрыл настежь дверь и снова призывно свистнул, похлопав себя по карману.

– Что он, мальчишка, что ли? – возмутилась Софи, – что за прихлопы и посвисты? Взрослые себя так не ведут. И куда он собирается её отвезти? Сколько раз она каталась вот так в авто? Один раз, когда Старик увез её на дальнюю дорогу и забыл там. Ещё один раз – когда Жилистые Ноги привезли её обратно в город. Один да ещё один – это сколько будет? Что-то ей Добряк пытался втолковать по этому поводу. Ах, Добряк ты мой, Добряк! Вспомнив Добряка, Софи снова загрустила, хотела завыть и даже задрала для этого голову, но уперлась взглядом в добрую улыбку человека и успокоилась. Уж вторую котлетку она съела обстоятельно, со смаком. Потом быстро, чтобы не успеть передумать, вспрыгнула на заднее сиденье и улеглась, удобно вытянув усохшую лапу.

Они больше стояли, чем ехали по запруженным автомашинами освещенным улицам. Всюду мигали разноцветные фонарики, машины беззлобно гудели друг дружке, и Софи авторитетно откликалась на каждый гудок. Потом они подъехали к аккуратному дому, какой был и у Жилистых Ног. Человек вышел из машины, надел на неё новенький поводок, пристегнул его к ошейнику, присвистнул:

– Ну, пошли, красавица, – и толкнул дверь. Дверь подалась, и из дома запахло такой вкуснятиной, что Софи от неожиданности присела. В таких вкусных домах она еще не бывала!

– С Новым годом вас всех, с Годом Собаки! – выкрикнул человек, чтобы перекричать гвалт за огромным столом, и все на секунду застыли.

Что потом началось! Люди повскакивали с мест, стали целовать его и по-разному называть. Чтобы у одного человека – и столько имен? Одни называли его Папа джан, другие – Брат джан, третьи – Армен джан, четвертые – Дядя Армен, пятые – Армен Арутюнович, старая женщина с ворохом на голове назвала его Балик джан[152], а другие – просто Шварц. Женщины забегали вокруг стола, стали менять местами посуду, а маленькая девочка подошла к Софи и боязливо погладила её по голове. Потом осмелела и еще раз погладила. Потом почесала ей за ухом. Потом погладила и почесала грудку. И Софи тоже осмелела и лизнула её в лицо.

– Вы уже познакомились? – подошел Человек, – её Софи звать, знаешь?

– Знаю, – сказала девочка, – я её уже люблю. Это будет моя собака.

– Видала, Верочка, что наш друг устроил под Новый год? – дурачился за столом толстенький человек. – Плюс к жене, теще и трем дочкам еще и сучку далматинца приволок: мол, где пять, там и шесть! Да нет, мама, в смысле девушек шесть, а не того, что Вы подумали. Ну, молодец, Шварц, ну спасибо!

– Спасибо вам, дядя Армен, – всерьез стали благодарить Человека нарядные девочки, обрадованные так, как только дети умеют радоваться зверью. – У неё лапка болит? Папа, ты её вылечишь?

– А как же. Ваш дядя Армен из меня в два счета и ветеринара сделает. Ему-то что? А вы что же, хромую её не будете любить?

– Ой, папочка, еще как будем! Её же жалко, очень-очень будем любить, – затараторили девочки хором.

– Ну раз так, то устройте ей там место в прихожей. И покормите как следует – вон какая худая! – озаботился тот, что только что сердился на Человека. – Как её зовут? Софи? Скажите пожалуйста, какие мы благородные! Но в Новый год Свиньи я соглашусь и на одну ляжку – можешь на ошейник не разоряться, Шварц.

Софи наелась, дала девочкам потормошить себя, прощально лизнула младшую в лицо и счастливо задремала на детском матрасике, от которого все еще пахло детской попкой и всеми вытекающими из неё обстоятельствами. Люди в комнате галдели, смеялись, выкрикивали что-то, а потом наступила тишина, и сквозь дрему Софи услышала слова Человека: