– Оно для нас с тобой опасное. Приедет ночью голодный и злой. Все твои заготовки сметет и меня найдет за что пошпынять. Но я на этот раз ему легко не дамся. Уж я на нем сегодня отыграюсь! Между прочим, мне из министерства нашептали, что министр подписал ему звание подполковника. Так что отныне будем мы с тобой и Марго с мальчишками несчастными подподполковниками. Как придет, не забудь подсказать, чтобы руку на голову Арташесу Георгиевичу положил: пусть инфицирует его своим новым званием на старый армянский манер!
– Это еще когда-а-а будет, – удивился тоникяновской наивности Арташес.
– Ага, и Шварц нам точно так же говорил, – переглянулись Верка и Тигран.
И тут у Тоникяна зазвонил мобильник.
– Ага. Угу. Ага. Вот это хорошая мысль! Ну, так я как раз у неё. Да нет, просто в кому впала минут на пять. Сам дурак, товарищ подполковник. Ты что там – в чистом поле? Я при женщинах и детях тем же тебе ответить не могу. Да ладно тебе, не бери в голову. Ага. Угу. Ага. Будет исполнено на уровне современных технологий.
Температура – это хорошо!
– Ну мы шуму с тобой наделали, Шварц. Еще немного – крышка была бы нам, – скрипел дядя Вова, проглядывая сквозь очочки протоколы допросов. – Рисковал я, конечно, сильно, но правильно доложил в понедельник министру обороны. Это, конечно, полнейшее нарушение субординации, но он ведь – секретарь Совета безопасности. А здесь у нас материала на две войны потянет, – похлопал он по стопке бумаг. – Пришел – а там Акопян уже сидит! Втроем и отправились к президенту на доклад. Тот, со своей известной въедливостью, задал миллион вопросов, крякнул, брякнул, но одобрил решение. Вот вы и смогли провести операцию с Акопяном и военными коллегами консолидированно, без нежелательных накладок. Но если не будет у нас железобетонных аргументов обвинения, и перед главными двоими осрамимся, и наш министр с удовольствием нам башку открутит. И подарочек свой отберет.
– Не понял, – сощурился Шварц.
– Ха-а-ха-ха-а, – покатился Дядя Вова, – так я ж забыл тебе сказать, что с сегодняшнего дня ты у нас – подполковник Шаваршян! Вот приказ! Поздравляю! – И Дядя Вова встал во весь свой знаменитый рост и крепко пожал руку вытянувшегося Шварца. – Еще пара-тройка таких гениальных расследований – нагонишь и перегонишь свои потерянные звездочки. А эту обмоем как надо, обязательно обмоем. Вот только закончим с этим говном, от которого душу воротит. Я ж министру представление накатал еще, когда ты в один день свой дуплет пробил с раскрытием убийств профессора и иранца… – и тут же, чтобы не выглядеть ожидающим благодарностей начальником, продолжил:
– Новый год, а, Шварц? Два всемирно известных человека и еще полдюжины трупов в могилах, блядь в холодильнике, целый взвод оперов из трех силовых ведомств уже неделю не спит, а правительство стоит на ушах. И всё из-за великолепной семерки мерзавцев из пяти стран, изгадивших здесь все и вся ради личных денег и интересов пары враждебных государств!
– Когда я в детстве сильно болел и метался в жару, товарищ полковник, моя бабушка, которая жизнь бы отдала за меня, не позволяла маме делать мне жаропонижающие уколы. «Не бойся, Еран, – говорила она маме, – ничего плохого не случится, я рядом. Высокая температура нужна ребенку, она устраивает генеральную уборку в организме и сжигает заодно все другие хвори в самом зародыше. Для того Бог и посылает детские болезни, чтобы вычищать тело малышей для долгой и здоровой жизни». Может, так и у нас? Раз уж в нашей бесконечной истории мы на протяжении последних веков растеряли опыт управления государством и республика у нас фактически совсем молодая, может, такие встряски – во благо? Для генеральной уборки во имя долгой и здоровой жизни страны?
– Ну, Шварц, тебе книги писать. Здорово сказал. Попробую теми же словами унять грусть нашего министра, а? Ха-а-ха-ха-а, – залился Дядя Вова и стал натягивать шинель. – С наступающим не поздравляю, еще увидимся сегодня. Но ребятам передай, чтобы к полуночи все вы были по домам, с семьями. Как новогоднюю ночь встретим, так год и проведем. Так что без излишнего служебного рвения в застенках. А я пойду-ка на эшафот. Скажи: ни пуха, ни пера…
– К черту, товарищ полковник, – брякнул Шварц невпопад.
Опять двадцать пять