Про Любовь Одиноких Женщин

Вот куда меня опять унесло? Я ж уже дописалась до исторической встречи моих героев. А вот у меня...

У меня были две исторические встречи, встречи моей жизни. Это значит, что я выходила замуж. Оба раза по любви, да. И я любила, и меня любили... Эх, всё-таки без предыстории не обойтись.

Что такое быть нелюбимой дочкой в своей семье? Нелюбимой сестрой? Это значит вырасти в закомплексованную женщину, убеждённую в собственной некачественности, плохости, негодности. Во всём. Ибо с детства вместо "умница-красавица" слышишь рефреном "дура-уродина". В разных вариациях, не всегда в лоб и именно этими словами, но важна ведь суть, правда? А с сутью ни одного ребёнка не проведёшь: он всегда понимает, с каким чувством говорят ему близкие знаковые слова: умница, дурак, красотка, уродина... Какие эмоции на самом деле стоят за этими словами - восхищение, гордость, раздражение, презрение - никогда не тайна для детей. И неискреннее восхищение они тоже секут с полоборота, не придавая ему никакого значения. Но если папа с сияющими глазами и улыбкой мультяшных персонажей восклицает, увидев дочку в новом платьишке: "Ох, какая же ты у меня красоточка, мне ж теперь придётся тучи мальчишек от тебя отгонять, где моя большая дубина!" - девочка чуть не взлетает под потолок от переполняющего её счастья. Она начинает повизгивать и подпрыгивать, крепко зажав в кулачках полы юбочки, её личико вспыхивает алым, а над верхней губкой поблёскивают крохотные искорки пота - она так возбуждена! Хотя и не догадывается, что её жизнь, в сущности, уже сделана, определена, как успешная, ведь то необыкновенное чувство радости, счастья и ощущение себя победительницей, подаренное ей только что отцом, настолько мощное и живучее, это такой мотор-моторище, что теперь уже никогда никаким злобным тёткам или завистливым подружкам не удастся сбить её с настроя: во веки веков она - лучшая.

А если всё наоборот, то из жизни получается скучная драма, а иногда и дурацкая трагедия: девочка с детства точно знает, что не удалась - ни внешне, ни умом, а близкие люди постоянно это констатируют с таким большим искренним чувством, что абсолютно неважно, как обстоят дела на самом деле, что там с умом и внешностью. Жизнь девочкой заранее проиграна: она станет жить, вести себя и проявляться именно как некрасивая дура - и так весь свой изначально горбом скривлённый век. Она будет бояться зеркал, потому что оттуда на неё всегда пялится урод. Она станет покупать одежду исключительно для "маскировки": огромные балахоны, шали, пончо - лишь бы закутаться в них, замотаться, чтобы никто не видел её так называемой фигуры. Она научится накручивать на голову платки и косынки в духе лихой комсомолки 20-х, чтобы спрятать "неудачные, жиденькие, сечёные волосики" - эти слова маминым голосом всегда кричат дурниной в её голове, когда она причёсывается.

Однажды, мне было лет двенадцать, старший брат страшно опозорил меня перед гостями. Дело в том, что у меня вовсю началось это чёртово, клятое, ненавистное половое созревание, я рванула в рост, на лбу выросли прыщи, я всё время потела... В тот день к родителям по какому-то поводу должно было прийти много гостей, маменька развернула мощную готовку - пироги, жаркое, огромная кастрюля картошки пыхтела на газовой плите. Было жарко, душно. Я помогала накрывать на стол и металась из кухни в комнату, туда-сюда, бесконечно и скоренько - из кухонного смрада в комнату, где ненамного легче дышалось. Дым, внешне, только внешне похожий на утренний туман прохладного летнего утра, но удушливый и ядовитый, заволок всю квартиру. В общем, я тогда здорово взмокла. А когда пришли гости, и все рассаживались за стол, мой старший братец, оказавшись рядом со мной (кстати, участия в подготовке стола он никакого не принимал, а всё время просидел в своей комнате за книжкой), громко сообщил всем:

- Фуууу, вонючка! Хоть бы помылась! Не-е, я рядом с ней не сяду, - и заржал. Почему-то гости тоже заржали и мама с папой заржали. Мне больше всего на свете хотелось тогда умереть. Я даже не очень помню, как пережила тот момент, всё было словно в тумане. То есть, туман-то был на самом деле реален - кухонный, смрадный, но к нему прибавился ещё один - в моей голове: гадкий, тошнючий, воняющей мною, моим смрадом. В ушах шумело, смех вокруг отдавался болезненным эхом в черепушке и будто мячик ударялся о его кости, прыгая туда-сюда, туда-сюда. Было очень больно.

Я убежала из-за стола. В ванную комнату. Встала под душ. Прямо в одежде... Мне стучали в дверь, барабанили даже, что-то кричали. Я не слышала ничего, я стояла под душем, мне казалось, что я продолжаю вонять и воняю всё сильнее. То ли козлом, то ли секрецией, то ли ещё чем-то отвратительным... Как потом выяснилось, под душем я стояла ровно сорок восемь минут, пока отец не взломал замок. Ну, меня, конечно, наказали.