Читаем Про людей… Сборник рассказов полностью

Я хихикнул, представив, как бы сейчас хохотала Стефа. И рассмеялся.

Потому что…Потому что обе моих Гортензии умудрились не потерять своих шляпок, которые, наверное, были прибиты к их головам, или приколоты, сотней хитроумных булавок, и теперь мы были не просто грязными кучками, прикидывающимися людьми.

Мы были карательным грязевым отрядом.  Или укоряющим. Местную флору, за то, что она так с нами обошлась.

Отмыться от въедливой критской грязи нам было негде, да и песок, и глина и все, что мы собрали по пути, кажется, успело не только слипнуться в единый панцирь, но еще и немного прирасти к нашей коже и волосам.

Какие уж тут козы, мне кажется, что шум, который мы производили при попытке выйти на дорогу, услышал даже минотавр, в лабиринте на другом конце острова. Хотя, мы сами сейчас были похожи на небольшое семейство минотавров.

Мы вышли на дорогу. Мои очаровательные гортензии никак не желали расставаться со своим шляпками, которые под критским солнцем тут же запеклись с набранной грязью в сплошной монолит и превратились в шляпки грязевых грибов. Мои кудрявые волосы, которые я отрастил до плеч, впервые где-то на первом курсе и с тех пор прическа не менялась, пропитались грязью и всем, что я собрал, катясь вниз по оврагу, и, встав дыбом, превратили меня в многорожку или медуза Горгона. Решив пригладить волосы, я зачем-то закрутил их в два рога и стал похож на знаменитого человека-быка с этого острова.

С печальным шелестом, грязь с нашей кожи ссыхалась и кое-где отпадала струпьями.

Почему-то никто не хотел подвозить двух грязных грибов и одного Минотавра, который каждые пять минут останавливался и складывался пополам то ли от смеха, то ли пытаясь забодать кого-нибудь.

Так мы дошли пешком практически до нашего отеля.

Помечая дорогу осыпающейся с нас грязью, мы дошли до вилл, небольших двухэтажных домиков, в этом отеле в не сезон сдавали только домики-виллы, а в главном корпусе был открыт только первый этаж.

Гортензии жили на первом этаже виллы, а я на втором.

Лестница на мой этаж была снаружи, и, когда я поднялся на несколько ступенек на последней, верхней ступени я увидел ее. Ну точно. Похожая на маленькую собаку, с выпученными, немного мультяшными глазами и черным шерстяными крестом на шкурке, на спине.

Знаете, по-моему, эта коза злорадно хихикала надо мной в этот момент.

Продавец молока с Церковной улицы


На самом деле это был даже не парк и не сквер, а небольшой надежно спрятанный от шумной улицы, дворик. Такие теплые, уютные места есть почти в каждом городе, но здесь, в Лондоне создается впечатление, что этот город в выходные ездит по другим городам с большим блокнотом или фотоаппаратом и фотографирует наиболее пришедшиеся ему по душе дворики и скверы, чтобы потом "проявить" все увиденное у себя дома. А может быть все наоборот и где-нибудь за Холланд-парком, в уютном кафе «Принцесса Анна» старые города собираются за большим кофейником и, угощаясь ароматным кофе, обсуждают и придумывают самые лучшие места для того, чтобы… Просто для того, чтобы.


Дворик находится по дороге вниз по улице Хай Кенсингтон-стрит, в сторону станции метро Эрлс Корт, то довольно легко пропустить неприметный указатель "Церковная улица", он практически спрятан под ветками большого каштана, который рос тут еще в те времена, когда и самой улицы не было. Иногда эту улицу еще называют "Церковным закутком". Несколько небольших старинных церквей, не выше двухэтажного дома, словно сошли с открыток с видами Викторианской Англии, закрутили пространство этой улицы так, чтобы вы попали в лабиринт, состоящий из стен дикого камня покрытого вьющимся плющом, старых деревянных дверей церквей и примыкающих к ним домов. А путеводной нитью в этом царстве изумрудно зеленой травы и аромата свежих бисквитов служат бодрые британские бабушки, которые могут вывести вас куда угодно даже в соседний город, ведь когда вы не знаете куда идти, действительно можешь попасть куда угодно.


И вдруг, когда вам покажется, что эта улица, которая на самом деле совсем небольшая, уже никогда не кончится, вы окажитесь на небольшой площадке, со всех сторон надежно защищенной стенами домов и церкви, увитых розами, где под сенью двух больших платанов прячутся три скамейки. Это он и есть – «Церковный закуток».


И даже в самый пасмурный день создается впечатление, что солнце не просто заглядывает сюда, а присаживается отдохнуть и выпить чая. Правда, этому чаю, по мнению Солнца чего-то не хватает. Но ему и так хорошо. Когда чай выпит солнце разбивается о витражные окна одной из церквей и украшает этот двор тысячью разноцветных солнечных зайчиков.

А непонятно откуда взявшийся в этом дворике ветер гоняет по утоптанной земле осенние листья, кажется, у него в этом деле есть большой опыт и особая цель, конечно же, он хочет, чтобы осенние листья за несколько коротких осенних месяцев увидели как можно больше мест.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза