Про мою маму и про меня

…Но когда тоскую, разве тоже,
Даже если очень далеки,
Разве ты не чувствуешь похожей
В это время боли и тоски?
Разве ты не чувствуешь печали
Среди повседневной суеты,
Будто бы тебя сейчас позвали,
А откуда – не расслышал ты?..

Мама была потрясена и даже, кажется, слегка заревновала, потому что не ожидала такой глубины чувства.

Понятно, что такое чересчур страстное послание я уже своим именем подписать не могла.

– Ладно, – сказала мама. – Давай пошлём без подписи: пусть сам догадается, от кого.

– Это ты хорошо, конечно, придумала, но все знают, что в школе стихи сочиняю только я.

– Об этом не волнуйся. На тебя никто не подумает. Во‑первых, ты слишком скромная, чтобы писать мальчикам такие откровенные письма, а во‑вторых… все решат, что это какая-то не очень известная классика, – успокоила мама. Это была грубая лесть, но она подействовала.

– А почерк? Он почерк сличит – и всё!

– Не сличит! Я своей рукой перепишу.

Сказано – сделано.

Как подкинуть записку – проблемы не стояло. Хоть в этом мне повезло. В Серёжкином классе училась моя лучшая подруга из соседнего подъезда Ленка Горбей, с которой мы выросли и которая тоже была в курсе всего. Тоже Ленка, между прочим. Мне кажется, в моём поколении только Ленками всех и называли. Девчонок – Ленками, мальчишек – Серёжками. Почему?.. К ней я и обратилась.

– А если мама об этом узнает? – тревожно и строго спросила меня подруга.

– Так она сама и переписала, – пожала я плечами.

– Твоя мама – прикольщица!

На другой день подружка как раз дежурила и, когда все вывалили на перемену, подошла к его парте, где на углу лежали приготовленные к уроку дневник и учебник, и всунула листик между страничками дневника, логично рассудив, что в учебник он может не заглянуть ещё неделю, а уж в дневник-то обязательно посмотрит.

На уроке она испытала несколько упоительных минут, наблюдая за реакцией объекта, когда он обнаружил в дневнике незнакомую бумажку, развернул, прочитал и… совсем новыми удивлёнными глазами обвёл класс и сидящих вокруг девочек. Никто на его взгляд не откликнулся.

…Через неделю у меня появилась соперница. Это была наша общепризнанная школьная красотка из параллельного класса. Видимо, мои стихи спровоцировали их объяснение, и Юлька с готовностью подтвердила своё мнимое авторство, подписавшись под моим выстраданным текстом.

Они стали ходить по школе за руку, что было страшным вызовом всему миру и апогеем интимности.

Это тяжёлое горе днём я переживала мужественно, а по ночам рыдала. Мама не спала вместе со мной, говорила:

– Если он выбрал другую, значит, это не наш человек и не стоит он наших слез.

И ещё она говорила:

– Вот что делает сила слова! – и своим подругам по телефону цитировала мои стихи.

Единственное, что меня спасло в этой истории от полной трагедии и всенародного позора, – это графическое исполнение записки, поскольку Юльке было ужасно интересно узнать истинного автора. И через какое-то время она подошла ко мне с просьбой переписать ей текст песни «Бригантина», который я знала полностью, а она – совсем нет.

– Темнота необразованная! – удивлялась мама.

Я честно написала Юльке текст своим корявым почерком, понимая, что она будет его сличать с маминым – красивым, круглым, ровненьким. После этой проверки Юлька утратила ко мне всяческий интерес, мысленно вычеркнув меня из претенденток на авторство стихов.

И потом мы выступали с нашей композицией, посвящённой погибшим поэтам. И я – одна – в полной тишине актового зала, набитого битком учителями и старшеклассниками, читала «Снег идёт». А вслед за мной Серёжка и Юлька красивыми голосами подхватывали вместе ту самую «Бригантину» Павла Когана:

…Так прощаемся мы с серебристою,
Самою заветною мечтой,
Флибустьеры и авантюристы,
По крови, упругой и густой!

…Мне исполнилось шестнадцать лет. День рождения я обычно справляла дважды: один раз с одноклассниками, второй – с родственниками.

– Мам! Мне вчера первый раз признались в любви!

– Кто?! Где?! Когда?!

– Ну, вчера, на моём дне рождения.

– Так ведь одни родственники были.

– А Сашка!

– Ему же семь лет!

– Мужчина в любом возрасте – мужчина!

– И как же это случилось? «Страсть как люблю откровения от своих подруг».

– Когда я его играть увела в другую комнату, чтоб он вам – взрослым – дал спокойно отметить МОЙ день рождения. Мы с ним во всё там переиграли – и в войну, и в дочки-матери. Потом я уже уморилась, села просто ему книжку читать. А он обнял моего коричневого медведя и сидит слушает. А потом вдруг прерывает меня на самом интересном месте и говорит неожиданно: «Знаешь, что мне этот медведь сейчас на ухо шепнул?.. Что он в тебя влюблён!»