– Это испытание такое, сынок. Меня ведь тоже сюда посадили. Я как из поезда вышел, так и свинтили. Не успел я до патриарха добраться. Доктор говорит, расстройство у меня психическое. Но между нами, сынок, если и так, то я не в обиде. Некоторым выздоравливать не нужно. Но ты не думай, твоя любовь не сумасшедшая вовсе, просто Богиня выбрала, чтоб открыться ей. А как поверят тебе там, где ни во что не верят? Надо тебе знак ей послать, что ты с ней, что веришь ей. Ей только это и нужно.
– Отец Елений, очень вас прошу, расскажите мне еще про Богиню эту – что она обещает, что хочет от нас? Как ей служат? Я-то неверующий, кажется…
– Сам не знаю, сынок. Это нам всем вместе постигнуть требуется. Я как понял, служение-то такое, как мы привыкли, ритуальное, она не приветствует, но и не отрицает. Говорит: ритуалы нужны, но они вселяют иллюзии и подменяют реальность. А спасемся только через то, что есть.
– Непонятно… а что есть?
– Да, сынок, она простоты не ищет. Говорит, принять надо сложность эту, не осквернять простотой. Говорит: старые боги много лгут, потому что упрощают. Поэтому и не верят в них всей душой. Душа человеческая не поле битвы добра и зла, она сама и есть добро и зло. Сама и есть сложность. Нам простота нужна для спокойствия и безответственности. Но от упрощений только кровь да стыд выходит. Вот и думай, сынок, что все это значит.
Отец Елений и сам задумался, грустно смотря на Костю. Руки развел: мол, вот и все, чем могу помочь. Дальше ты сам.
– Спасибо, отец Елений. Вы мне очень помогли. Мне идея одна пришла в голову. Можно к вам еще потом прийти, поговорить, посоветоваться?
– Конечно, сынок, приходи, помогу, чем могу. Возлюби то что есть! Богиня тебе в помощь!
Мент за дверьми палаты весь извелся.
– Как долго! Что вы там целый час обсуждали? Костя! Он больше пяти минут не говорит ни с кем – замолкает, и все, пишите письма, не разговоришь! Я для медсестры целый театр устроил, чтобы она вам не мешала. Пошли скорее, расскажи, что он тебе сказал.
– Что ты сказал?.. Театр?! Театр?!!
Костя взбудоражился, заходил взад-вперед по коридору. Иногда останавливался и застывал. Задавал себе громко вопрос: и что дальше? Напряженно думал и начинал опять ходить. За ним, сгорая от любопытства, ничего не понимая, ходил возмущенный Мент. Из туалета выплыл Мориц с сигареткой и кофе, который он пил из пластмассовой, весьма изящной рюмки. Под глазами еще виднелись следы вчерашней косметики. Плохо открывающимися глазами молча взирал на то приближающихся, то удаляющихся Костю и Мента. На третьем круге не выдержал:
– Господа-а… вы похожи на возбужденных психопатов, что с вами? – Потом вальяжно обернулся к постовой сестре: – Милочка, что вы им вкололи сегодня? Амфетамины? Почему они носятся, как цирковые лошади? Гаспа-а-дин учитель, мой фиолетовый друг, что с вами?
Костя только сейчас заметил Морица, подошел и взял его за руки:
– Театр, Мориц, мы будем делать театр!
Мент, приревновав, начал громко возмущаться:
– Е…ть, что происходит? Я ничего не понимаю!
– Га-аспада, позвольте, я плохо соображаю после вчерашнего, давайте сядем, насладимся утром, все спокойно обсудим и не будем кричать, как потерпевшие. – Мориц покосился на Мента. Он перестал его подкалывать после того, как оба стали приятелями Кости, но иногда не мог удержаться. Его забавляло возмущение Мента.
Но Мент не заметил, раздраженно отбиваясь от сестры, в третий раз переспрашивающей его имя-отчество.
– Фа-аниль Рауфович, через «ф», не ваниль, а Фаниль! Поняли? Давайте я ваш бланк сам заполню.
Сестра шустро спрятала бумажки:
– Ишь ты, Ваниль, без тебя справлюсь. И откуда вы такие взялись тута, – пошла ворчать в кабинет.
– Вот дур-ра неграмотная, – привычно выдохнул Мент, – откуда мы взялись, не знает она… сука… Да оттуда же, откуда и ты, блядь старая, из материнской п…ы!
– Господи! Коллега, прекратите немедленно, эта старая рабыня пишет с трудом, а вы хотите от нее всечеловеческой толерантности. Будьте проще! Пройдемте в столовую, там господин учитель нам наконец-то соизволит все объяснить.
Уселись. Приковылял Ваня-дурачок. Мент терпел из последних сил: обычно Ваня приставал минут на десять. К его облегчению, дурачок взял карандаши и сел рисовать елочку и Деда Мороза.
Тем временем Костя заметно преобразился, тоже схватил листочек, карандаш. Увидел Деда Мороза в красном колпаке, счастливо рассмеялся и даже потер руки от удовольствия.
Мент с Морицем быстро переглянулись. Неужто все-таки спятил учитель?
Костя, поймав их взгляд, стал еще более довольным:
– Друзья, я вас обожаю! Сейчас я вам все объясню. – Он интригующе замолчал, хитрющими глазами глядя то на Морица, то на Мента.
– Друг мой, я тоже вас обожаю. Не спятили ли вы часом? А то, знаете, бывает: привезут сюда – еще ничего, а потом как начнется! Некоторые думают: раз дурдом, то все можно.