Сашка повёз меня в Лианозово – представлять Оскару Рабину. Если раньше Алексей Охрименко, автор знаменитой песни «Я был батальонный разведчик» и многих других, ныне, к сожалению, почти неизвестных, приходил петь к Сашкиным родителям, то теперь он приходил петь и пить к нам. В доме постоянно бывали и периодически жили Томас Венцлова, Наташа Трауберг, Андрей Волконский, Гена Айги и ещё много интересных людей. Одно время, несколько позже, у Васильевых жил Борис Барнет, знаменитый в прошлом режиссёр и актёр, автор «Окраины», возможно, знакомый современному зрителю по фильму «Подвиг разведчика». С ним мы тоже играли в покер. Примечательно, что все эти люди жили у Васильевых в свои, скажем так, не самые простые периоды жизни. Тогда же, в 1961, я подружился с попавшими в Сашкину компанию ранее, во времена моей военной службы, Гариком Суперфином и Колей Котрелёвым.
Некоторое отклонение – о политике, вернее, об отношении к советской власти. Не были мы тогда ни политически активными, ни диссидентами (и слова такого не знали), но отношение, сколько себя помню, было всегда чётким, однозначным. И виновата в этом была сама власть. Был у меня когда-то сумасшедший знакомый – коллекционер мыла, и знал он о мыле всё. Так вот он был страшным антисоветчиком, потому что даже по отношению к любимому им мылу советская власть умудрилась сделать массу гадостей. Короче говоря, для того, чтобы не любить власть, надо было что-то любить. А мы тогда любили многое – и поэзию, и музыку, и литературу, и искусство вообще. И не наша вина, что советская власть ненавидела всё, что мы любили.
Ни в юности, ни потом – никогда Сашка не был коллекционером. Он покупал картины, но тут же их перепродавал, покупал книги, и их постигала та же судьба. Дух накопительства напрочь отсутствовал в нём: Сашка не был собиратель ни книг, ни картин, ни денег – ничего.
В отличие от других «киношных» детей, у многих из которых был своеобразный комплекс по поводу «недооценённых» родителей, Сашка, гордясь отцом, таким комплексом не страдал.
Прочитав книгу Жоржа Садуля по истории кино и не обнаружив там среди 100 великих кинорежиссёров имени Георгия Николаевича, он сказал, что, разумеется, если Садуль видел последние фильмы Сергея Васильева (соавтора его отца), то всё совершенно справедливо.
К Елене Ивановне также приходило много знакомых, и чаще всего Михаил Аркадьевич Светлов и Марина Алексеевна Ладынина. Мы и с ней играли в покер. Вопреки своему амплуа в кино, она была невероятно умным, очень образованным и интересным человеком, в отличие от своего мужа, знаменитого кинорежиссёра Ивана Пырьева. Однажды я пришёл к Сашке, не застал его дома, и как-то так случилось, что я остался. Это оказался совершенно незабываемый для меня день, потому что я присутствовал на встрече Елены Ивановны с самыми близкими её друзьями – Михаилом Светловым и Мариной Ладыниной (они называли его «воробышком», а он их «говнюшками»), и пили мы не водку, или не только водку, а чай – и это было очень здорово. А Светлову я благодарен, за то, что он на съёмках «Заставы Ильича» познакомил меня с Булатом Окуджавой.
У Сашки, на мой взгляд, в искусстве был безупречный вкус, но, в общем, к кино он был довольно равнодушен. Как-то мы посмотрели бельгийский фильм «Чайки умирают в гавани», сильно нас поразивший. Сашке тоже понравилось, но он сказал: «Там четыре режиссёра… Как это может быть?» Сашка считал искусство явлением глубоко индивидуальным, и поэтому кино – как коллективное творчество – его не очень интересовало, кроме, может, одного Чарли Чаплина. Чувство вкуса явственно изменило ему однажды, ещё в школьные времена, когда он представлял нас с Юликом, или наоборот нам, свою будущую жену Люсю Меледину и повёл нас по этому случаю в кино на египетский фильм «Борьба в долине». Как и положено в египетском фильме, влюблённые по недоразумению разлучаются на двадцать лет и встречаются снова уже при взрослом сыне. Зал рыдал. Мы с Юликом тоже рыдали от смеха, потому что, кроме всего прочего, героя звали «доктор Мундук», а Сашка был очень серьёзен и ужасно злился на такое неприличное поведение друзей.
После окончания ВГИКа и до конца своих дней Сашка дважды чуть было не устроился на работу. Один раз – когда снимали фильм о его отце, но появиться там надо было сразу же после первомайских праздников, что, конечно, было никак не возможно. Другой раз его устроили рабочим в какой-то театр, кажется, им. Ермоловой, и Сашка сразу же должен был поехать с театром на гастроли в Мурманск. Естественно, устроили пышные проводы. Поезд отходил в 1 час ночи. Самые стойкие – Эдик Курочкин, Гена Блинов и я, – заехав в ресторан «Арарат» за дополнительной водкой, оказались в поезде вместе с Сашкой. После неизбежного скандала Гену и Эдика в Калинине сняли с поезда, а я утром очутился в Ленинграде без копейки денег – благо там было много друзей. Чем закончились Сашкины гастроли, неизвестно, но в Москве он появился довольно скоро.