В этот раз Ольга на месте. Сидит у окна рядом с Георгием. Поглощена рассматриванием своего лица в зеркальце. Красится. Видимо, по случаю скорого прибытия в международный экуменический центр.
— Тонечка говорила, что тоже беспокоится за неё. Катя, а вы уверены, что у Миши и Лены есть сила изгонять бесов?
— Не знаю… Очень боюсь за Олю.
— Она — ваша подруга, близкий человек?
— Нет. Я видела её в храме, а познакомилась здесь, во время поездки.
— Катя, скажите честно, зачем вы поехали? Зачем вам это паломничество? Посмотреть Францию? Какова ваша цель?
— Если честно?
— Конечно, честно.
— Говорят, там, в экуменическом центре молодёжь со всего мира. Я хотела бы познакомиться с американцами, итальянцами… Переписываться. Может быть, выйти замуж.
— Понятно. Спасибо за искренность. А что дома, в Москве, знакомых ребят нет?
— Куча! Ходим на дискотеки, в театры. Телефон обрывают. Но все они какие‑то…
— Какие?
— Неустроенные. Один богатый. По ночам работает в киоске на Аэровокзале, продаёт водку и сигареты. Другой бедный, грузчик при художественной галерее. Третий ушёл из мединститута, лечит частным образом кошек и собак. Он очень милый.
— А вы где учитесь?
— В педагогическом, на втором курсе. Отпросилась ради этой поездки. Мама и бабушка дали денег.
— Катя, вы чувствуете, что я к вам хорошо отношусь? — Да.
— Умолите Мишу и Лену, чтоб они больше не приставали к ней. Добром не кончится.
— Хорошо, — смиренно отвечает Катя. — Если смогу…
Автобус резко тормозит, останавливается.
Со своего места вскакивает Надя.
— Кто хочет, может выйти минут на двадцать!
— Давайте‑ка, Катенька, погуляем.
— Сейчас. Только отнесу на место термос и чашку.
Мы с Катей выходим наружу под французские звёзды. Стрекот цикад. Фары автобуса освещают наших пассажиров, толпящихся впереди.
Подходим ближе.
Оказывается Коля и Вахтанг, как грифы на падаль, набросились с гаечными ключами и отвёртками на брошенный у обочины разбитый «Ситроен».
— Разве так можно? — спрашивает Катя. — А если вернётся хозяин?
— Не вернётся! — вмешивается Надя. — Здесь дешевле бросить битую машину, чем починить.
…Отвинчивают колеса, дверные ручки, выдирают пепельницу.
— Коль, сними‑ка мне эти два подголовника, — просит Игорь и объясняет заворожённой толпе. — Будет на моём «жигуле» как бы память о поездке.
Отхожу в темноту. Справа от шоссе тянется проволочная сетка. За ней смутно различаю виноградник. Ни канавы вдоль обочины, ни ямы. Жду пока прервётся слепящий поток машин на трассе. Перебегаю шоссе.
Вот незадача! И здесь почти рядом с асфальтом тянется высокое проволочное ограждение. И здесь виноградник. Если перекину пистолет через сетку, рано или поздно кто‑нибудь найдёт. А я не хочу брать грех на душу.
Иду вдоль сетки. Должна же она когда‑нибудь кончиться!
Нет ей конца. Поворачиваю обратно.
Оказывается, избавиться от оружия труднее, чем его получить. Скоро, через несколько часов, мы приедем во всемирный религиозный центр, можно сказать, в святое место.
В зыбком звёздном свете навстречу движутся две фигуры. Это отец Василий и Ольга.
— Вернемся в Москву, — говорит священник, — дам почитать «Невидимую брань». Там подробно рассказано, как бесы завладевают душами… А вот и мой благодетель. Не угостите раба Божьего сигареткой?
Достаю сигареты. Даю прикурить. Ольга тотчас срывается с места, перебегает шоссе, едва не попав под многотонный фургон.
— Спаси её, Господи! — Отец Василий осеняет себя крестным знамением. — Георгий заставил её сделать аборт. Грех великий. А психиатры выписывают таблетки, ничем помочь не могут…
Он идёт рядом, благодушно рассуждает. А из автобуса уже сигналят, зовут. Операция по раздеванию «Ситроена» закончилась.
Я поднимаюсь за ним по ступенькам. Мимоходом спрашиваю:
— Наденька, когда доедем до места?
— Не знаю. Уже надоели своими вопросами. Часа через три.
Пробираюсь к своему креслу, достаю из‑под сиденья сумку. Быстро
сую в неё пистолет. Заодно, чтоб избавиться от пакета, перекладываю туда же блок «Мальборо».
…В салоне темно. Все вокруг спят. Задергиваю короткую шторку на окне. Но и сквозь неё проходят пульсирующие вспышки. Пять минут двенадцатого.
Хоровод людей, мелькая, обступает меня, кружит в закрытых глазах. Катя, Тонечка, отец Василий, Ольга, Игорь, Акын О'кеич, пани Ева, Фриц…
Несмотря на подложенную под голову куртку, спать неудобно. Болит шея. И все‑таки дремота наплывает, наваливается.
То ли во сне, то ли наяву в полутьме спящего автобуса улавливаю движение. Это Ольга. Стоит, неловко изогнувшись — что‑то привязывает к верхнему крючку над окном, затем просовывает голову сквозь какую‑то петлю. Георгий спокойно сидит рядом. Видимо, спит.
Вскакиваю. Перегибаюсь вперёд, пытаюсь сорвать эту петлю из тонкого кожаного ремешка. Оля молча борется со мной, яростно отталкивает. Тогда я изо всех сил дёргаю за ремень. Он лопается, отскакивает от крюка. Как щенка на поводке протаскиваю Олю мимо Георгия, который продолжает спать. Или притворяется.