Про жизнь поломатую… (сборник)

Слесарь-инструментальщик с прославленного трудовыми подвигами Обуховского завода с года на год ожидал получения отдельной квартиры. При получении квартиры слесарь мечтал врезать в дверь каждой комнаты по замку, выдать каждому члену семьи по ключу и установить график посещения жильцами отхожих и других мест общего пользования. При этом слесарь мечтал составить график таким образом, чтобы не видеть домочадцев годами. Однако ожидание квартиры длилось уже пятнадцатый год, и нервная система слесаря была истощена до предела. Слесарь раздражался по каждому поводу, а когда повода не было, его начинал раздражать сам факт отсутствия повода. Пребывая в раздраженном состоянии, слесарь обычно громко сквернословил в общественных местах. Это беспардонное слесарево поведение обычно глубоко возмущало окружавших его правильно воспитанных ленинградских граждан и те интеллигентно, но часто били его по лицу. Впрочем, возмущённые откровенным сквернословием слесаря из-за своего нежного воспитания ленинградские граждане иногда неожиданно вспоминали, что избиение раздражительных пролетариев противоречит социалистической законности, и вызывали милицию. Но пока милиция ехала на осквернённое слесарем место, граждане срывались (ведь слесарь не прекращал сквернословить в ожидании стражей советского правопорядка) и временно забывали о своём хвалёном воспитании. Находясь в забытии, они всё равно били пролетария по его ороговевшему лицу. А потом пролетария била милиция. Но милиция не любила оставлять следов и била гегемона общества по в меру пропитым почкам. В конце концов, эти ежедневные избиения с приводами в милицию сильно надоели слесарю, и он решил объявить войну своей раздражительности. И, как говорят в современных голливудских фильмах: «Он сделал это! Е-с-с!» Объявив по всем правилам дипломатической науки войну своей мучительнице-раздражительности, слесарь каждый вечер, уже на вполне законно-лечебных основаниях, пытался утопить эту мерзавку в дешевом вине. Но шельма тонуть никак не хотела и, выпорхнув, словно джин из очередной выпитой слесарем бутылки, тут же вцеплялась в жиденькие волосёнки его хромоногой жены. Слесарева жена в такие неприятные минуты принималась суетливо перемещаться по комнате и амплитудней, чем это было обычно, припадать на укороченную ногу. Во время своих утиных перемещений эта и без того шумная и дурная баба истошным голосом распространяла вцепившееся в неё мужнино раздражение, на все близлежащие окрестности. В течение всего периода пребывания в этом состоянии она никогда не ленилась зверски избивать не рассчитавшего свои способности к усвоению алкоголя слесаря. Вскоре слесарю надоело и это. Дабы избежать впредь подобных оскорблений действием со стороны дурной бабы, слесарь стал пускаться на различные хитрости и изобретать всяческие уловки. Для их описания потребуется отдельная книга. Может быть, она и будет когда-то и кем-то написана. Хотелось бы. Это был бы мировой бестселлер. Здесь же приведем лишь один из многих тысяч изобретённых слесарем приёмов борьбы с раздражительностью. Суть приёма состояла в следующем. В выходной день слесарь тайком от жены закупал бутылки с хмельным напитком, называемом в народе «бормотенью» (иногда этот напиток в народе называли ещё и «шмурдилой»), и прятал их в промежутке между двойными входными дверями. В этом промежутке члены коммунального сообщества хранили всякую хрень, которую им стыдно было занести в жилую комнату. Каждый из членов хранил свою особую, присущую только ему хрень, на специально выделенной ему общим собранием жильцов полочке. Вот на такую полочку и прятал слесарь бутылки с хмельным «плодово-выгодным» напитком (так народ прозвал то подобие вина, на бутылке с которым всегда красовалась надпись: «Вино. Плодово-ягодное». Дело в том, что народ давно понял, что ягоды в изготовлении этого пойла не принимают никакого участия, а участвуют в изготовлении только некие ещё не до конца сгнившие плоды. Поэтому, отдавая дань справедливости, слово «плодово» осталось в этом фольклорном выражении, а слово «ягодное» было заменено на слово «выгодное» из-за сказочной дешивизны продаваемого пойла и обилия в нём хмельных градусов). Покупать другие горячительные напитки для ежедневной борьбы с раздражительностью без катастрофического ущерба для бюджета семьи слесарю, как сознательному трудовому элементу, было не по карману. Эту трогательную сентиментальность пролетариата когда-то заметил наш великий бард и отметил в своей песне: «Мои друзья хоть не в «болонии», зато не тащат из семьи. А гадость пьют из экономии, хоть по утру, да на свои…».