— Пятьдесят шесть. Только вы меня, дедушка, лучше
Так старик даже и спрашивать не стал дальше.
Дуся тогда спрашивает:
— А можно для папеньки немножко клубники набрать? Ему доктора прописали.
Вася говорит:
— Разрешите мне, профессор, как старшему научному сотруднику отобрать на сей предмет наилучшие экземпляры нашего нового сорта. Мне ее папу ужасно жаль. Потому что я гак полагаю: у такой славной и образованной девицы отец, безусловно, личность незаурядная. Нам таких людей, как ее папа, надо беречь.
Профессор говорит:
— Действуйте, Вася. И ежели вас не очень затруднит, потрудитесь угостить клубникой и эту умницу-красавицу. Любимых девушек надо угощать самой лучшей клубникой.
Вася даже удивился, как это профессор сразу догадался, что Дуся ему так понравилась. Потом понял: потому что он профессор.
Проводил Вася Дусю домой. Дусе он тоже пришелся по сердцу. А ее родители видят: парень хороший, толковый, научный сотрудник, грамотный, неплохой общественник. Почему за такого человека дочку не отдать?
Отдали.
А Томе, конечно, завидно стало: тоже замуж захотелось. Отправилась потихоньку в лес. Там ее волки и съели.
Ну, не съели. Это я так, для острастки придумал, будто ее волки съели. Будет она зимой ходить в лес! Очень ей нужно! Ей мачеха клубнички в магазине купит. Она никуда сама не ходит. Она только в девках сама по сей день ходит.
А мачеха будто и ни при чем.
А папа Томин руками разводит, у знакомых спрашивает:
— Скажите, пожалуйста, почему у нас Томочка такая неудачная выросла? Столь недовоспитана, столь переупитана? Мы ли о ней не заботились? Мы ли ее не холили?
А что ему его знакомые могут ответить? У них у самих сплошь и рядом такие же заботы.
Понятно?
То-то же.
Спасибо за внимание.
После опубликования данной сказки на страницах периодической печати многие читатели, самые дотошные, завалили меня потоком из трех писем.
В первом письме читатель С. сомневался, как это вдруг мужчина женится на женщине с ребенком, а та — выходит замуж за мужчину с ребенком.
Отвечаю: потому, наверно, что пели страстные песни.
Например, Томин папа (его звали Сидором) так пел, сидя на балконе своей квартиры на третьем этаже:
Ему мачеха (ее Феклой Федоровной звали) отвечала со своего балкона на втором этаже:
А он ей:
Уже, значит, забрало. А тут мачеха, не будь дура, еще маленечко подогрела обстановку. Дескать:
А если бы вас, тов. С., назвали орхидеем, вы бы голову не потеряли?
Он, конечно, моментально потерял и женился.
Теперь читательница Т. интересуется, какая обстановка в том доме, где Баба-Яга жила и как тот дом выглядел, что его по сей день не снесли, и какова с лица эта самая баба.
Отвечаю: во-первых, обратите, читательница Т., свое внимание, что дело это было довольно давно. Дом, в котором проживала эта злобная старушечка, конечно, был на курьи» ножках. Но на таких низеньких, что с улицы было их совершенно не видать.
Баба-Яга была довольно заурядной худощавой старушкой, в пенсне
А что до обстановки а ее доме, то Фекла Федоровна, которая мачеха, только запомнила, что очень было много фикусов в кадках, а в приемной у этой милой старушки висели на стенах довольно пыльные венки с белыми лентами. На одной надпись: «Многоуважаемой мадам Бабе-Яге от благодарных мачех Российской империи», на другой: «Славной моей Бабочке-Ягусе в день ее двухтысячелетия от вечно любящего кузена Змеюши Горыныча». А в кабинете Бабы-Яги висела на стене большая групповая фотография. На ней очень художественно в три ряда стояли и сидели разные отрицательные сказочные персонажи. А в самом центре первого ряда сидела разряженная в пух и прах юбилярша — Баба-Яга.
Больше ничего Фекла Федоровна не запомнила. Наверно, потому, что здорово волновалась.