Про звезду

– Дай, я поговорю. Афина! Ну, ты шалунья, конечно, накрутила по полной программе. Расковыряли мы твою загадку. Это же надо – зашить координаты в геном единственной разумной расы! Что, к подружке твоей катим, к Андромеде? А Персей не против? А, в командировке, понятно. Ну, готовьтесь там, теперь до утра куролесить будем. Бухла ещё взять? Что?!

Аполлон нетерпеливо нажал кнопку громкой связи.

– … амброзии две бутылки есть, нектар докупите литра три. И особо губу не раскатывайте. Посейдон звонил, они скоро с папой заканчивают, так что до утра не получится. Никаких оргий, так Месу и скажите.

– Эх! – расстроился Арес, – а я уже своему клану ночную атаку на немцев отменил. Опять в рейтинге упадём.

– Арик, – хлопнул Гефест друга по плечу, – ты уже достал своими танчиками. У тебя зависимость, точно говорю. Пора к Асклепию на приём записываться.

Молодые боги уходили, топча Млечный Путь.

Гермес не удержался, щёлкнул пальцами. Подмигнул голубой планете:

– Девчонкам можно шалить, а я чем хуже? Давайте, человеки. Обогатите личные ощущения.

* * *

Студенты вывалились на улицу шумной толпой, кто-то затеял перестрелку снежками. Ахти глянул на свои валенки и ахнул: из войлока вылезли и затрепетали белые крылышки.

– Та! Венайя – страна богов!

Хохоча, Настя под руку с Андреем взлетали в ночное морозное небо.

На новогодний Питер падал медленный лохматый снег.

Февраль 2015

Трижды рождённый

– Говорил же – п-плохая идея. Цветочки, п-понимаешь.

У Заики лицо бледное, губы синей полоской сжаты. Кожа с ободранной ноги свисает клочьями, набухает тёмной кровью.

– Молчи, – говорю, – сейчас больно будет.

– А то было п-приятно, когда меня колючка грызла. Ты-то куда глядел? А ещё нап-парник.

– У меня на затылке глаз нет. Под ноги надо было смотреть, а не шарики ртом ловить. «Какая к-красота!». Лошара ты. Лучше бы я один пошёл.

Заика пыхтит обиженно. Зря я так. Не дошёл бы один, конечно. И предложил именно ему, Заике, потому что мы с ним с малолетки кореша. Он сразу согласился. Не стал испуганно икать, как Толстяк. Или насмехаться, как Красавчик:

– Ты болота надышался, Умник, что жизнь свою на цветок для девки меняешь?

Снимаю мешочек с пояса, развязываю шнурок. Пальцы дрожат, ногти ломаются. Чёртов узел, язви его червяк. Если не успею – яд впитается в кровь, и Заике конец. Станет из бледного зелёным и распухшим.

– Потерпи, – говорю.

– Что там у т-тебя? – хрипит приятель, – отрава, небось. Чтоб я сразу – к Прежним, д-да? И не мучился.

Заика не со зла – от страха так говорит. Прекрасно знает, что я – ученик. Может, даже будущий Преемник. И зелье мне сам Гарнир дал.

Сыплю тёмный порошок. Он шипит и пузырится; Заика дёргается и воет так, что стайка любопытных шариков шарахается в сторону.

– Тихо, братище, тихо, – прошу я, удерживая парня одной рукой и закрывая ему рот второй. На крик наверняка прибежит какая-нибудь дрянь, а у меня всего две стрелы. Копьё осталось там, где Заика напоролся на колючку.

Друг, наконец, утихает. Его амулет, чёрный кубик, играет таинственными искорками. На розовеющем лбу выступают мутные капли – значит, поживёт ещё. Позаикается.

Холодно. Потому что Верхнее Светило уже несколько дней не показывается, а Нижнее – хилое, его тепла не хватает. И небо утратило бирюзовый оттенок, покраснело. Старшие говорят: так всегда бывает, когда кончается Сезон. Некоторые из них помнят по пять-шесть Межсезоний, а Гарнир – целых восемь. Значит, и у меня шансы есть дотянуть до того момента, когда Верхнее вернётся в зенит.

Ведь одно Межсезонье я уже пережил. Правда, был в то время ещё мальком, не помню ничего. Тогда у меня была семья, мама и папа. А сейчас – только Заика и Ветка. Ну, ещё Гарнир.

Костёр разжигать нельзя. Болотных червей отпугнёт, а вот стреза наверняка приманит.

Стрез!

Чёрно-золотое чудовище, пронзающее фасетами мрак ночи. Разрывающее педипальпами плоть.

Его хитиновую броню не берут ни железо, ни огонь. От этой твари спасения нет – только бежать. Нельзя ни копьё поднять, ни стрелой ударить. Так говорят старшие. Сопротивляться стрезу – табу.

А куда бежать, если друг – бездвижный? И сколько ещё часов проваляется в беспамятстве – неизвестно.

Я укрыл Заику брезентовым плащом. Сам сел на камень, обхватив руками колени.

Холодно, черви поганые. И чего я попёрся в эту даль? Обошлась бы Ветка без подарка. Хотя…

Гибкая моя, тоненькая. И глазищи – как болотные огни: завораживают, зовут куда-то.

Осторожно разворачиваю свёрток. Вот он, цветок. Нежно-медовая шкурка светится алыми прожилками. А аромат!

Ветке понравится. Улыбнётся, тронет тонкими пальцами мою щеку. Может, даже поцелует.

От одной мысли сердце начинает грохотать. Пугаюсь: вдруг безглазые услышат? Или, упаси Прежние, сам стрез?

Выдёргиваю нож из чехла. Древняя сталь, доставшаяся от Прежних, сточенная временем до самого обуха. Всматриваюсь во мрак: там булькает зловонными пузырями трясина, шелестят лапками ночные сколопендры. Да далёкие болотные огни гуляют, светят зелёным – будто Ветка ищет меня, зовёт.