— Там остался, в Прокопьевске… — глухо, не отнимая ладоней от лица, выдавила Квасова. — Все, хватит! — она опустила руки. Слез не было, глаза блестели сухо и лихорадочно. — Вас, наверное, интересует последнее место моей работы?
— Да, пожалуй, — кивнул Брянцев.
— Дворником я работала, на Красных командиров. Можете поинтересоваться в жилуправлении.
— Верю, — снова кивнул Брянцев.
— Значит, не совсем еще пропащая, — жалко улыбнулась Квасова. — Если два человека мне верят…
— Хотел бы верить каждому вашему слову, — улыбнулся Брянцев. — А вы сами этого хотите?
— Конечно, хочу.
— Но что-то мешает вам быть правдивой, правда? Или кто-то.
— Я стараюсь, — сказала Квасова и покраснела. — Но ведь никто никогда не говорит всей правды.
— Тем не менее, мне хотелось бы еще спросить вас о том, как вы провели день одиннадцатого августа. С утра до вечера.
— Надо вспомнить, — сказала Квасова и, уже не спрашивая разрешения, взяла еще одну сигарету. — Может, чего не так скажу…
— Ну, постарайтесь.
— Одиннадцатого? — переспросила Квасова, затягиваясь и отгоняя рукой дым. — Ага, утром мы с Аликом решили сходить к Полуниным, справиться насчет Леши: пришел он домой или нет. Прихватили с собой бутылку портвейна. Надя уже уехала на работу, а Леша спал на кушетке одетый. Надина мать на кухне что-то стряпала.
Мы уже хотели уходить, как вдруг Леша проснулся. Сидит на кушетке и вроде как ничего спросонок понять не может. За горло руками держится. А лицо в свежих ссадинах. «Где же ты так?» — спрашиваю. А он только головой помотал. Алик налил ему в стакан портвейна. Леша сделал глоток и поморщился. Сказал, что ему больно глотать. Я запрокинула ему голову, посмотрела, а на шее у него тоже… Такая вот, шириной в палец, свежая ссадина. Я спросила, откуда это у него. Он сказал, что какие-то парни ночью его били и даже хотели задушить.
— Он не сказал, где это случилось?
— Сказал.
— И где?
— Во дворе школы.
Брянцев решил, что ослышался.
— Там же, где его на другое утро нашли?
— Там, — подтвердила Квасова. — Ну, Леша так сказал! Сама я не видела.
Невероятно. Брянцев с сомнением покачал головой.
— Вы, что ли, не верите мне? — с обидой в голосе спросила Квасова.
— Но почему Надежда Васильевна ничего об этом не сказала? — вместо ответа задал Брянцев следующий вопрос.
— А я за нее не ответчица! — проговорила все так же с обидой Квасова, но, подумав, все же попыталась ответить: — Может, привыкла уже. В первый раз, что ли?.. Алик рассказывал…
— Но ведь и Алик не упомянул об этом случае!
— Разве? — удивилась Квасова. И снова Брянцеву показалось, что в глазах у нее отразился страх. — Не знаю… Вообще-то у нас с ним, кажется, не было разговора об этом: в тот день мы с ним много пили. А потом, когда нам сказали, что с Алешей случилось… Что его удавили… Мы с Аликом сразу на парней и подумали… Алик ведь говорил вам про парней?
— Говорил, — кивнул Брянцев. — Но почему-то он вспомнил другой случай, а про этот ни словом не обмолвился.
— Уж не знаю, почему так, — пробормотала Квасова и опять потянулась за сигаретами. И опять ее пальцы затряслись, заходили ходуном.
— Итак, вы втроем пришли к Митрофанову домой.
— Пришли, посидели за столом на кухне, и Леше полегчало. Ну, он больше не жаловался, что ему больно глотать. Даже немного поел. Потом спать улегся. Потом Герман притащился, водки принес. Я почистила картошку, стала жарить, а тут Надя прибежала и разоралась на нас. Разбудила Лешу. Герман помог ей отвести его домой и вскоре опять к нам вернулся…
— Как скоро он вернулся?
— Ну, примерно, через полчаса. Немного посидел и опять смотал куда-то. А нам с Аликом надо было ехать на вокзал. Алик должен был отправить сына в турпоход. Четырнадцать лет парнишке, живет с матерью… — Квасова тяжело вздохнула.
— И что дальше?
— Когда с вокзала вернулись, Алик поел и прилег отдохнуть, а я телевизор села смотреть. Не заметила, как время прошло: глядь, а уже половина первого! Я, конечно, забеспокоилась, хотела уж идти искать его, и тут он стучит в дверь. Сердитый, разобиженный. «Где, спрашиваю, был?». — «У Леши». — «Поссорились, что ли?». — «Нет, отвечает, не ссорились мы». — «А что тогда?». — «Так, ничего!». Посидел, посидел и сказал: «Надя выгнала». После этого лег и уснул. Я тоже уснула.
— И до утра не просыпалась?
— Нет…
Опять занервничала и потянулась дрожащими пальцами к сигаретам. В пепельнице уже полно окурков.
— И Алик не просыпался?
— Нет. Я бы услышала. Я чутко сплю.
— А почему вас опять заколотило? — прямо спросил Брянцев.
Квасова торопливо приложила руку к груди.
— Сердце что-то закувыркалось… Принять, видно, пора…
Валидол на этот раз не помог. Пришлось прекратить допрос.
В ресторане все удивлялись…
Перед следователем сидела хрупкая женщина с худощавым смуглым лицом. Алла Константиновна Петренко, бывшая жена-сожительница Щеглова. Печальные глаза ее были широко раскрыты, почти прозрачные крылышки прямого узкого носа трепетали при каждом вздохе. А вздыхала она почти непрерывно.