Теперь я припоминаю, что на самом деле это было одиннадцатого числа.
Тогда я проснулся около двух часов ночи и не спал минут сорок или полчаса, точнее не могу сказать.
Еще был у нас с Германом такой разговор. Он поинтересовался, сколько времени Лешка будет еще лечиться в наркологии. Я ответил, что месяца два, не меньше. Если, конечно, будет соблюдать режим. Герман ничего на это не сказал».
Еще одна соседка в беседе с участковым инспектором засвидетельствовала:
«Я видела, как незнакомый мне тогда мужчина нес на своих плечах пьяного Алексея Полунина домой. Это было числа первого или второго августа, а может быть, и третьего. Точно помню, что Надя была тогда дома. Упомянутый мужчина внес Алексея в квартиру и вышел оттуда приблизительно через полчаса. А часов в восемь Алексей вышел из подъезда и направился в сторону наркологии. Через час или полтора после его ухода мужчина, который его приносил, — теперь я знаю, что это был Герман Щеглов, — опять вернулся в квартиру Полуниных. Когда он оттуда опять выходил, я не видела, так как в половине двенадцатого легла спать».
— А я допускаю, что Щеглов мог вызвать ночью Полунина на разговор! — убежденно заявил Горелов.
— И что дальше? — спросил Брянцев.
— А то, что Щеглов мог заранее припасти веревочку и спиртное. А дальше — дело техники. Мотив налицо: Щеглов два месяца не работает, в карманах пусто, а тут представилась возможность с комфортом прокатиться за счет Полуниной на юг. Только вот муж что-то заподозрил, начал устраивать сцены. Тихий-тихий, а помехи создает немалые. Да еще если Полунина ни на что не может решиться…
— На что именно она не может решиться?
— Хотя бы на развод. Все-таки двое детей. Родственники. А без развода уехать тоже нельзя: мало ли чего может выкинуть муж, когда останется один.
— Все это лишь предположения, — вздохнул Брянцев.
— Да ведь и факты есть! — возразил Горелов.
— Все факты, которые имеются в нашем распоряжении, говорят лишь о том, что Полунина, возможно, изменяла мужу со Щегловым. Возможно. Ну, допустим, наверняка изменяла. И что из этого следует?
— Я ж не говорю о привлечении их за это к уголовной ответственности, — слава Богу, у нас такой статьи нет, — не скрывая досады, возразил Горелов. — Но мы ведь можем определить хотя бы направление, куда дальше двигаться и в какую точку бить?
— Можем, — миролюбиво согласился Брянцев. — Полагаю, что у нас и в самом деле есть некоторые основания подозревать Щеглова в убийстве. Складывается впечатление, что и Митрофанов, и Квасова, и Полунина опасаются лишний раз упоминать его имя. Допустим, Полунину можно понять. А те двое чего боятся?
— Может, Щеглов их крепко припугнул? — высказал догадку Горелов. — Может, они знают о Щеглове что-то такое, о чем предпочитают молчать, опасаясь расправы за длинный язык?
— Все может быть, — неопределенно согласился Брянцев. — Хотя, впрочем, нет, не все, — он порылся в папке с еще не подшитыми материалами уголовного дела и, отыскав нужный лист, пробежал глазами по строчкам. — Вот тут Квасова подкидывает нам версию, будто какие-то парни напали на Полунина и пытались его задушить за сутки до его гибели. И не где-нибудь, а именно во дворе той самой школы. И при этом ссылается на потерпевшего, которого уже не спросишь, так ли все было на деле. Если Квасова пудрит нам мозги, то хотелось бы знать: с какой целью? Я пока теряюсь в догадках.
— А может, «ковбои» на Полунина тогда и напали? — высказался Игорь. — Ведь они кого-то душили. И Полунина кто-то душил.
— Кто-то его, похоже, душил, — согласился Брянцев. — Но факта, который нам подкидывает Квасова, этого факта не было.
— Да почему? — теперь уже спросил Горелов.
— Потому что такого не может быть.
— Почему не может быть?
— Потому что такого не может быть никогда! — отрезал Брянцев. — Согласно теории вероятности. Но меня сейчас интересует другое: с какой целью Квасова подкинула нам эту версию? Что это, неуклюжая попытка отвести подозрение от истинного убийцы? Похоже. В таком случае Квасова должна знать, кто убийца.
— Остается пойти к ней и спросить, — съязвил Горелов.
— Нет ничего проще, — вздохнул Брянцев.
— Понятно, — протянул Горелов. — Если Квасова знает, кто убийца (а вы уверены, что она знает), и пытается выгородить его, то ваш вывод лежит на поверхности: убийца — Митрофанов. Что вы с самого начала и пытаетесь нам внушить.
— Боже сохрани! — Брянцев выставил щитком обе ладони.
— Тогда к чему бы Квасовой так изощряться? Ради Щеглова, что ли? Навряд ли. Вот по-вашему и выходит, что наиболее вероятный убийца — Митрофанов.
— Я этого не утверждаю, — помотал головой Брянцев.
— Но вы утверждаете, что Квасова, пускай неуклюже, но пытается отвести подозрение от убийцы.
— Так это выглядит. А как на самом деле — не знаю.
— Вот-вот: выглядит так, что она пытается отвести подозрение от Митрофанова. Ну, не от Щеглова же!