Повырывавшись для вида, подуставшие красавицы милостиво согласились на ничью, будто и не было очевидной разницы. Так мы и помирились. И, улегшись рядышком, стали переводить дух. Оставшиеся в одних трусиках (прочее пало в борьбе), девушки, не стесняясь, прижимались ко мне, мешая спокойно остыть. Да что там, они прямо таки напрашивались!
Но обозревая учинённый хаос, я был настроен в ином ключе. Сначала — порядок, потом развлечения. Разгромленная комната безмолвно вопияла, напоминая результат набега дикарей. Всего ничего понадобилась нам, чтобы превратить уютное жилище в форменный бедлам: Перевёрнутый столик, кособоко лежащий среди опрокинутых стульев, чем-то напоминал результат кораблекрушения, когда неумолимые волны толкают парусник на мель, дабы превратить гордый корабль в бесполезные деревяшки, а темно синие халаты лишь усиливали сходство. Валяющееся тут же постельное белье, средь которого айсбергами высились глыбы подушек (изумительный метательный снаряд), было усеяно остатками содержимого тарелок, раскатившихся по комнате. А как финальный аккорд — в эпицентре безумия, напоминая сбитых крачек, распластались два светлых лифа, сорванные в запале «битвы».
Единственным положительным моментом было то, что небьющаяся посуда позволила избежать режущего крошева осколков, легко превращающего простую уборку в форменное кровопролитие.
Засучив рукава, принимаюсь за мебель, но тут нам помешали.
«Бам-бам-бам» — Долбануло в дверь. Резкий звук, мигом разнесшийся по всей комнате, приковал к себе все внимание. И судя по бесскомпромисности воззвания, это могла быть лишь одна персона…
«Блин, как не вовремя!»
Сказав им прибираться потихоньку (но прежде одеться), наспех привожу себя в приемлемый вид, после чего устремляюсь в коридор. Как и ожидалось, нашу шумную возню удостоила внимания комендант общежития. Чей насыщенно черный костюм, вкупе с белой блузой, был легко узнаваем всеми учащимися академии.
И судя по мрачным складкам, залегшим в уголках её губ, да суровому прищуру глаз — щас нам шороху наведут.
— Как это понимать, Ичика? — Уперев руки-в-боки, требовательно рыкнула Чифую. — Вам что, заняться нечем? Пошалить захотелось?! Так я живо это исправлю!!
Во всяком случае — попытается.
Тем временем, притихший коридор жадно внимал чужому скандалу сквозь тонкие щели приоткрытых дверей. Сверкая любопытными глазами, публика жаждала зрелищ. И зная, чем обычно заканчиваются наши с сестрой дискуссии — зрители уже предвкушали (шайбу! шайбу!). Но сегодня их ждал облом — я всё взял на себя. Безотговорочно признал очевидное, тем самым не давая повода для спора. Чего, сказать честно, ранее еще не было (поспорить — это святое). Правда, даже у моего смирения были пределы. Реши Чифую расщедриться на воспитательные меры для моих врединок — тут бы мигом заполыхало, но пока я просто стоял и ждал. А Чифую-нее, наморщив очаровательный лоб, напряженно над чем-то размышляла, уставившись куда-то поверх моего плеча.
Миновала молчаливая минута.
В густой тишине затаившегося коридора, приблизившись на расстояние руки, она скептически обронила:
— Обычно ты менее сдержан (ну да, как правило: она мне слово — я ей два). Можно сказать, я удивлена.
— Не сегодня… знаешь ли.
— С чего это вдруг? — внезапно прищурившись, с тенью улыбки на лице, спросила она.
— Предыдущей собеседницы хватило. С избытком, — дёрнув щекой, вспомнил я. — На тебя ничего не осталось. Оттого маленькая просьба — решай пошустрее.
«Прикинем. Выгнать или оштрафовать, тут не подходит. Значит, остаётся труд на „благо общества“. Какой напрашивается вывод? Это уже десятый раз, проще говоря — юбилей. Но отмечать его или нет, вот, в чем вопрос!» Но поток размышлений о неисправимой вредности моей натуры оборвался, когда изящная ладошка собеседницы коснулась груди.
И прозвучал «вердикт».
— Отложим назавтра, а сейчас советую пойти выспаться. Тебе рано вставать. — Улыбаясь лишь одними глазами, бросила сестра. После чего развернулась и бодро прорысила к себе, оставляя меня размышлять.
«Что день грядущий нам готовит?» — глядя вслед удаляющейся родственнице, недоумевал я, но публике надоела созерцательная позиция и зрители сдвинулись с мест.
Все одногруппницы, что приобщались к нашему диалогу, резво высыпали в коридор.
Радуя глаз формами юных тел, в нескромных «домашних» нарядах (тонкие маечки, да короткие шортики), они умудрялись одновременно говорить, слушать и жестикулировать. Создаваемый ими шум, исполняемый громким полушепотом, напоминал шорох листьев, но накал страстей был такой, как если бы все орали в голос.