Пробег

Я замолк. Я приоткрыл вершину айсберга, рассказав Марату немного из моего прошлого, достаточно для него, по моему разумению. Но сам я вспомнил куда больше. Вспомнил, как однажды ночью, когда мне было 14 лет, отца хватил инсульт. Телефона у нас в доме не было, соседи по ночам не спешат откликаться на звонки в дверь, а бежать до ближайшей телефонной будки – терять решающие минуты. Кое-как вдвоем с матерью мы выволокли бессознательного отца из дома, уложили в машину на заднее сиденье, я сел за руль и рванул. К больнице я подъехал уже с эскортом, поскольку летел как психопат, кое-где даже на красный свет, и за мной увязались два милицейских «уазика». А потом, когда ситуация прояснилась, они не только не стали делать мне административное взыскание. Меня посадили в «уазик», один из ментов сел за руль нашей машины, и они отвезли меня домой – притихшего и разбитого, знающего уже, что мой сумасшедший форсаж не помог, и отец скончался. После этого, какие бы гадости ни говорили про ментов, перед глазами встает та картина пятнадцатилетней давности.

Я вспомнил, как мать попросила знакомых отогнать машину в гараж, категорически запретив мне даже вспоминать про нее, пока у меня нет прав. Вспомнил, как ровно через месяц после установленного табу, когда мать была в деревне, я отыскал дома ключи от гаража и выгнал машину, чтобы покатать подружку. Дело обошлось без происшествий и погонь, и подружка смотрела на меня сияющими глазами, и девственность я потерял именно с ней, и автомобиль же был причиной нашего разрыва. Только не мой автомобиль, а другой, который был пьян и вылетел из-за угла, размазав мою первую любовь по асфальту на глазах ее младшей сестренки. Я вспомнил об этом, и сам поразился, как быстро и надолго я обо всем этом забыл.

Вспомнил я и о том, как остро встал вопрос о продаже автомобиля, поскольку мне нужно было образование, а образование уже в те времена стало платным. Помню, как поставил матери не совсем честный ультиматум, что если она все-таки продаст машину, то учиться я все равно не буду, да к тому же еще напишу заявление, чтобы меня призвали служить в Чечню. Я выбрал автомобиль, пожертвовав образованием.

Я вспомнил, как после похорон матери напился в дымину и сел за руль. Как жал на газ, пока не протрезвел, а потом, очнувшись, долго гадал, где я, куда это меня занесло. Помню, как после этого дал себе зарок: никогда не садиться за руль выпивши. Сей зарок я чту по сей день.

– И тебе никогда не надоедает?– внезапно спросил Марат, и я, вынырнув из глубин памяти, уловил в его голосе любопытство.

Я незаметно вздохнул. Что я мог сказать ему – сейчас, когда мне тридцать, и 25 лет из них я за рулем? Что само слово «надоедает» настолько неприменимо ко мне, как бантик к крокодилу? Что, оставшись один на один с трассой, я теряю ощущение времени? Что у меня в загашнике есть карта республики, и порой я с закрытыми глазами тычу пальцем в эту карту, выбирая место, куда ехать, а потом мчусь туда с единственной целью: ехать, ехать и ехать? Что частенько по ночам я посещаю незнакомые города, езжу по улицам, наблюдая за ночной жизнью, а иногда… знакомлюсь с кем-то. Что прожив день, не отмахав по меньшей мере километров 30, я вскакиваю по ночам от каких-то бессвязных кошмаров, а мои руки сжимаются в кулаки, словно я ищу несуществующий руль?

Я ответил:

– Нет.

И это слово прозвучало пресно и деревянно.

Марат Ибрагимов замолчал. Мне пришла в голову мысль, что всю дорогу он бродит вокруг да около. Я не допытывался. Если он, образно говоря, полезет за забор, это его выбор. Если нет – я тоже не буду прорубать лазейку. Иногда (а точнее – в большинстве случаев) гораздо полезнее оставить чужую душу в потемках, даже если она рвется на свет, а ты – свидетель.

Он спросил:

– А ты никогда не задумывался, что каждая машина может иметь что-то вроде души?

– У каждой машины точно свой норов, как у коней,– ответил я без запинки.– Ну, а норов – наверное, составляющая души. Черт его знает… Многие писатели воплощали эту идею. Опять же, характер хозяина тоже накладывает свой отпечаток.

– Но как ты сам считаешь, – неожиданно надавил Марат, и я на секунду осекся. Во-первых, я не привык к таким вопросам с его стороны. А во-вторых, мне нужно было ответить более или менее здраво, чтобы не прослыть в его глазах шизиком и не ловить потом месяц на себе его косые взгляды. Да уж, занесло Марата… Никогда бы не подумал, что буду вдаваться с ним в метафизику.

– Может, если машине дать полную свободу, она действительно оживет,– глухо проронил я.

Я ожидал вопросов. Их не было. Марат вновь насупился, и я понял, что тема закрыта. А вскоре мы миновали знак, оповещающий, что мы внутри городской черты.