Вопреки распространенному стереотипу, Бакунин, этот пламенный бунтарь, олицетворяющий всей своей жизнью саму стихию бунта, понимает под бунтом отнюдь не тотальное отрицание всего и вся, не безграничное разрушение. Много раз в своих произведениях он настойчиво указывает на границы бунта и на его относительность. Веру в необходимость стихии разрушения, критики и отрицания он сочетает с трезвой и реальной оценкой того положительного, что должен принести с собой бунт: «разрушительная деятельность не только по своему существу и по степени своей интенсивности, но и по своей форме, по своим путям и средствам всегда обуславливается тем положительным идеалом, который составляет ее основной импульс, ее душу» (цит. по 357; Т.3, 254).
По убеждению Бакунина, в принципе невозможен и лишен всякого смысла бунт абсолютный, бунт против Природы как мирового целого или против «второй природы» – Общества. Вне природы и Общества для Бакунина ничего не существует, нет ничего сверхъестественного, и за их рамки выйти человеку не дано – не стоит и пытаться это сделать. Природа и Общество в целом – это почва на которой мы вырастаем, это поле, на котором мы обречены вести свою игру. Но против
«Разумная» действительность логически порождает как свое следствие – личность, бунтующую против тех или иных форм этой действительности. Бакунин подчеркивал, что «подчиняясь законам природы, человек ни в коей мере не раб, так как он подчиняется только тем законам, которые присущи его собственной природе, тем же условиям, посредством которых он существует и которые составляют все его существо: подчиняясь им, он подчиняется самому себе» (234; 353).
Таким образом, бунт и свобода всегда относительны и ограничены, всегда порождены зависимостью и несвободой, которую они же, до известной степени, диалектически отрицают: «человек
Всю свою жизнь человек остается «равнодействующей» множества причин, действий и обстоятельств и, конечно, не может разорвать одним произвольным актом эту вечную и всемогущую взаимосвязь: «Признаем же раз и навсегда, что перед лицом этой универсальной природы, нашей матери, которая нас создает, нас растит, нас кормит, нас окружает, пронизывает нас до мозга костей и до самых интимных глубин нашего умственного и нравственного существа и которая всегда в конце концов душит нас в своем материнском объятии, нет для нас ни независимости, ни возможности бунта» (234; 360-361). Таковы естественные и непреложные рамки человеческого бунта.
Познавая себя и законы, управляющие природой, обществом и им самим, человек одновременно частично освобождается от гнета этих законов, расширяет зону своей автономии, преодолевает сковывающие его узы в окружающем мире и в себе самом. Поэтому понятно, что огромное значение в человеческом бунте принадлежит мысли и науке, при помощи которых человек выделяет себя из окружающего мира и как бы «присваивает себе», по выражению Бакунина, законы, управляющие этим миром.
Следование законам Природы как «абсолютного всемогущества» и «единственного сущего», сочетается с необходимостью бунта личности против конкретной внешней, внутренней (своей собственной) природы и конкретного окружающего общества. «Значит, этот мир или эту внешнюю природу человек, оснащенный способностями и свойствами, которыми его одарила всеобщая природа, может и должен победить, может и должен побороть; рожденный в первоначальной квазисовершенной зависимости от внешней природы, он должен, в свою очередь, покорить ее и отвоевать у нее свою собственную свободу и свою человечность» (234; 384). В процессе этого бунта, пишет Бакунин, человек «добивается постепенного сбрасывания ига внешней природы, ига своих собственных естественных несовершенств и… ига авторитарно установленной социальной организации» (234; 387). Рассматриваемое под этим углом зрения развитие как отдельной личности, так и всего человечества в целом, есть