Холмс не ответил. Его бледное энергичное лицо внезапно приняло то напряженное отвлеченное выражение, которое для меня ассоциировалось с высшими проявлениями его гения. Настолько очевидной была происходившая в его мозгу трансформация, что никто из нас не осмелился заговорить, и мы сидели – адвокат, арестантка и я, – наблюдая за ним в сосредоточенном и почти благоговейном молчании. Внезапно он вскочил с кресла весь во власти нервической энергии и жажды действия.
– Идемте, Ватсон, идемте! – воскликнул он.
– Куда вы, мистер Холмс?
– Неважно, милая барышня. Я свяжусь с вами, мистер Каммингс. С помощью бога правосудия я обеспечу вас фактами, которые вызовут отклик во всей Англии. Вы узнаете новость завтра с утра, мисс Данбар, а пока положитесь на мое заверение, что тучи рассеиваются и я твердо уповаю, что из них прольется свет истины.
Поездка из Винчестера до Тор-Плейса была довольно короткой, но чрезвычайно долгой для меня, сгорающего от нетерпения, и нестерпимо долгой для Холмса. От нервного перенапряжения он даже не мог сидеть спокойно, а расхаживал по вагону или же барабанил пальцами по спинкам сидений, оказавшихся у него под рукой. Однако, когда мы уже приближались к станции, он внезапно сел напротив меня (мы ехали совершенно одни в вагоне первого класса) и, упершись ладонями в мои колени, поглядел мне в глаза тем особенным лукавым взглядом, характерным для наиболее шаловливых его настроений.
– Ватсон, – сказал он, – насколько помню, вы вооружаетесь, отправляясь в эти наши экскурсии.
И к лучшему для него, что я поступал так, поскольку он забывал о собственной безопасности, когда проблема поглощала все его внимание, и не раз мой револьвер оказывался добрым другом в нужную минуту. Я напомнил ему об этом.
– Да-да. Я в подобных делах немного рассеян. Но револьвер при вас?
Я достал его из кармана брюк – короткоствольное, удобное и очень надежное миниатюрное оружие. Холмс снял предохранитель, вытряхнул патроны и внимательно осмотрел револьвер.
– Тяжелый. Удивительно тяжелый, – сказал он.
– Да, весомая штучка.
Холмс продолжал разглядывать его еще минуту.
– А знаете, Ватсон, – сказал он, – сдается мне, вашему револьверу предстоит самое близкое знакомство с тайной, которую мы расследуем.
– Мой милый Холмс, вы шутите.
– Нет, Ватсон, я абсолютно серьезен. Нам предстоит эксперимент. Если он удастся, все станет ясно. А эксперимент зависит от поведения этого маленького оружия. Оставим один патрон, вернем остальные пять на прежние места и поставим предохранитель. Вот так. Это добавляет весу и превращает его в более похожий аналог.
Я понятия не имел, о чем он говорит, но он меня не просветил, а сидел, погруженный в свои мысли, пока поезд не подошел к платформе маленькой гемпширской станции. Мы наняли дряхлую двуколку и через четверть часа оказались возле дома нашего доверенного друга, сержанта.
– Улика, мистер Холмс, какая же?
– Все зависит от поведения револьвера доктора Ватсона, – ответил мой друг. – Вот он. А теперь вы не могли бы снабдить меня десятью ярдами бечевки?
Деревенская лавочка обеспечила его клубком крепкого шпагата.
– Думаю, это все, что нам потребуется, – сказал Холмс. – Теперь, с вашего разрешения, мы отправимся, как я надеюсь, завершить наше путешествие.
Солнце заходило, превращая холмистую гемпширскую пустошь в чудесную осеннюю панораму. Сержант неуклюже шагал рядом с нами и то и дело бросал критические и недоверчивые взгляды на моего друга, явно сомневаясь в здравости его рассудка. При приближении к месту преступления я заметил, что мой друг прячет под своим обычным хладнокровием глубокое волнение.
– Да, – сказал он в ответ на мое замечание о его настроении, – вам и прежде приходилось быть свидетелем моих промахов, Ватсон. У меня есть инстинкт для подобного рода вещей, и все же порой он меня обманывал. Когда это решение впервые осенило меня в камере в Винчестере, оно выглядело неуязвимым. Однако у активного ума есть тот недостаток, что он всегда может предположить альтернативную отгадку и она изобличит след, по которому вы пошли, как ложный. И все-таки… все-таки… Что же, Ватсон, мы можем только проверить.
На ходу Холмс крепко привязал конец шпагата к рукоятке револьвера. Теперь мы добрались до места преступления. С величайшим тщанием он по подсказке сержанта пометил точное место, где было распростерто тело. Затем порыскал среди вереска и папоротников, пока не нашел внушительный камень. Его он обвязал другим концом шпагата и свесил с парапета так, что он закачался над самой водой. Затем он встал на роковое место в некотором отдалении от конца моста с моим револьвером в руке. Шпагат, связывавший револьвер и камень, туго натянулся.
– Начинаем! – воскликнул Холмс.
При этих словах он поднес револьвер к голове, а затем разжал пальцы. В мгновение ока увлекаемый весом камня револьвер громко ударился о парапет и, перелетев через него, скрылся под водой. Плеск только-только раздался, как Холмс уже стоял на коленях возле парапета, и его радостное восклицание показало, что его ожидания сбылись.