Проблема с Джейн

Эрик решил, что настало время переехать на другую квартиру И купить ее. Джейн и в голову не пришла бы такая мысль. Покупка — дело серьезное, поступок зрелых людей. А для зрелых людей снимать квартиру означало бросать деньги на ветер. К тому же Девэйнский университет безвозмездно давал восемь тысяч долларов своим работникам на покупку жилья в Олд-Ньюпорте и предлагал денежные ссуды под очень низкие проценты. В связи с экономическим спадом цены на недвижимость, особенно в таком захолустье, как Олд-Ньюпорт, очень упали. А бюджет пополнялся благодаря погашению кредитов. Вся эта новая терминология забавляла Джейн, но еще больше ей нравилось проводить выходные в поисках новой квартиры, разглядывая с вполне оправданным любопытством чужие дома и вторгаясь в чужую жизнь. Когда какая-нибудь квартира им нравилась, они обсуждали за ужином, как ее обставить. Ей пришлось отказаться от своей мечты купить домик на берегу моря в Форт-Гейле — не потому, что это было дорого, просто она не умела водить машину и не могла полностью зависеть от Эрика. Они нашли свой дом только в конце марта. Накануне выпал обильный снег, и девственно-белый покров возле дома, а также мертвая тишина поразили их. Дом находился на Пич-стрит, маленькой улочке в конце Ривер-роуд, в лесном массиве, у самой черты города, в сорока пяти минутах ходьбы от университетского городка через богатые и хорошо охраняемые кварталы. Дом был как раз для двоих: две огромные комнаты наверху, выходившие окнами в очаровательный садик, две ванные комнаты (что, по мнению Эрика, являлось признаком роскоши), а внизу — довольно большая, уютная гостиная с камином и совсем новая кухня. Все это стоило невероятно дешево. Опасаясь подвоха, они все внимательно осмотрели еще раз. Дом оказался в отличном состоянии. Первого мая они переселились в него. Это был их второй переезд за семь месяцев. Эрик снова с присущей ему деловитостью упаковал ящики и нанял грузовик. Вечером он пожаловался на боль в пояснице: слава богу, что в ближайшем будущем переселяться они уже не будут. Разыскивая в ящиках бутылку виски для Эрика, Джейн обнаружила свой ковер и расстелила его перед камином. Вряд ли на этот раз, валясь с ног от усталости, они займутся на нем любовью, как это было в тот сентябрьский вечер, когда они въехали в башню Брюер. Однако десять минут спустя они уже лежали на ковре и занимались любовью.

Назавтра в университете состоялось последнее в этом семестре собрание. Питер Мак-Грегор послал всем приглашения с просьбой не пропустить его. Пришли все, за исключением Эдвина Сачеса, находившегося в творческом отпуске, и Ксавье Дюпортуа, уехавшего, как всегда, на следующий день после окончания занятий читать лекции во Франции. Даже Теодора Теодоропулос, факультетская примадонна, оказала всем честь своим присутствием; Джейн видела ее всего второй раз. Погода стояла великолепная, но вместо того чтобы провести время с Эриком в парке возле их нового дома, она была вынуждена сидеть три часа в душной комнате с закрытыми окнами из-за шума, доносившегося с соседней стройки Еврейского образовательного центра. Они могли бы гулять и дольше: четыре, пять часов, сколько захотели бы. Терпение ее было безгранично. Джейн посмотрела на своих коллег, сидевших вокруг стола, и едва удержалась от смеха. Пятеро мужчин, штатных преподавателей — трое худых и двое толстых — были поразительно похожи друг на друга: коротко стриженые, аккуратно причесанные волосы, строгий взгляд из-под очков в металлической оправе, тонкие губы, мрачные серые, видавшие виды костюмы. Рядом с ними — две женщины, тоже зачисленные в штат, искренне ненавидящие друг друга: толстая и агрессивная Бегам Беголю, с длинными седеющими волосами, в синтетическом платье кричащей расцветки, выросшая в бедном квартале Анкары, где и научилась давать отпор; и величественная Теодора Теодоропулос, родившаяся в богатой афинской семье, все еще красивая в свои почти шестьдесят лет, в элегантном костюме, белизна которого контрастировала с ее короткими, черными, как смоль, волосами. И еще пять преподавателей-почасовиков, в число которых входила и Джейн: четыре довольно молодые женщины и близорукий лысоватый парень. Все они были бездетными, бледными и худыми — мышки, дрожащие от страха и очень редко открывающие рот, чтобы высказать свое мнение. Бедняжка Карри, заведовавшая учебной частью, восседала между Питером Мак-Грегором и французом предпенсионного возраста, который склонял к ней свое лицо с мясистым красным носом и брызгал ей слюной прямо в ухо.

До чего они все несчастные! Даже те, кого приняли в штат университета, что считалось неслыханным достижением. И теперь с ужасно серьезным видом спорят из-за каких-то пустяков, словно дети. Как мало радости на их лицах! Интересно, занимались ли они когда-нибудь сексом с тем, кого любили всем телом и душой?