Проблема с Джейн

Джейн могла с точностью назвать дату, когда ее счастье достигло вершины: 2 мая 1994 года. Оно продлилось шестнадцать месяцев. Неприятности начались сразу после собрания, когда она, забрав свою почту, обнаружила письмо, адресованное ей Принстонским университетским издательством. Как нарочно, именно в этот день. Когда Джейн увидела штамп в верхнем углу конверта, сердце ее сильно забилось, грубо вернув к той действительности, к которой она так свысока относилась еще пятнадцать минут назад. Первая профессиональная оценка ее восьмилетнего труда. Она еще не разорвала конверт, не достала письма и не прочла «сожалею», как у нее уже появилось какое-то мрачное предчувствие. Дважды перечитала она отзыв, пока ехала в автобусе домой. Ни одного положительного замечания, разве что о ее стиле — «ясный и энергичный». Когда она вышла из автобуса и увидела белый кукольный домик, где ее ждал любимый человек, радостное ощущение собственного превосходства у нее окончательно исчезло. Эрик сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, едва услышав, как она открывает дверь. Ни слова не говоря, Джейн протянула ему рецензию — картина, достойная греческой трагедии. Стоя возле груды ящиков, он бегло пробежал ее.

— Превосходно!

— Что?

— Ни одного веского довода против твоей книги. Рецензент сам себе противоречит: ты опровергаешь сложившееся мнение и в то же время в твоей книге нет ничего оригинального. Его это раздражает, вот и все.

— И что из этого?

— Ему завидно. А это значит, что книга хорошая.

— Но мне-то что делать?

— В этой рецензии есть одно толковое замечание — по поводу книг и статей, на которые ты не ссылаешься…

— Но я не могу ссылаться на всех! Я прочла тонны книг на английском, французском, немецком и даже на итальянском. Я не ссылаюсь на тех, кто не имеет отношения к моей диссертации, и на тех, кого считаю дураками.

— Дураки, любовь моя, обладают большой властью. Хочешь знать мое мнение? Твой рецензент и есть один из тех дураков, книгу которого ты не упоминаешь. Он в ярости, потому что ты написала неплохую работу, но ни разу не сослалась на него. Знаешь, что я сделал бы на твоем месте?

— Что?

— Я бы взял последнюю книгу о Флобере и внимательно изучил библиографию, чтобы удостовериться, что не пропустил какую-нибудь мегеру, которым обычно поручают писать рецензии. В общем, проверил бы всех профессоров, проживающих в Соединенных Штатах. А впрочем, не стоит волноваться. Ты же прекрасно знаешь, что не бывает успеха без одного или двух отказов.

Все, о чем говорил Эрик, было просто, ясно и очевидно. Он был таким красивым в черной тенниске, голубых джинсах, с босыми ногами и ниспадающими на лоб шелковистыми светло-русыми прядями. Ей нравились его большие ноги с длинными пальцами — средний был длиннее второго — и ухоженными ногтями. Жизнь напоминала погоду в Бретани, о которой рассказывала Розен: солнце, дождь и снова солнце, выглядывающее из-за облаков, подгоняемых и уносимых ветром. Ее Эрик, сидящий рядом с ней на диване, уронивший на пол рецензию, целующий ее и шепчущий ей на ухо, как хорошо было вчера на ковре. Ее Эрик! Не прошло и минуты, как они снова занялись любовью, и опять на ковре.

Шестнадцать месяцев счастья. А могло быть и шестнадцать лет. До того, как погиб Герринг. Тогда ей казалось, что никто не может покуситься на самое главное в ее жизни — Эрика. Отрицательный отзыв — самое худшее, что вообще могло произойти. В тот момент она еще не знала, что это было предупреждение Эриний: не заносись слишком сильно! Гюбрис.

Джейн свернула налево. Вот и ее дом. Она настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что сорок минут ходьбы от остановки автобуса до центра города пробежали, словно пять минут. Скоро зайдет солнце. Джейн порылась в пляжной сумке, чтобы найти ключи. В сумерках белый дом, казалось, отливал золотом. Она открыла дверь. В это время гостиная выглядела уныло, и здесь пора уже было включать свет, хотя снаружи еще светло. Она заметила, как мигает красная лампочка автоответчика, и нажала на кнопку, чтобы прослушать сообщения. Эллисон: пусть Джейн обязательно позвонит ей вечером, если почувствует себя одиноко. Спасибо.