На наш взгляд, приведенные факты свидетельствуют если не о прямом заимствовании, то о довольно сильном влиянии персидской модели государственных и религиозных отношений. В связи с этим, в жизнь Византии стали входить не слишком характерные для христианства, но допускаемые и даже отчасти свойственные зороастризму феномены. В контексте темы представленного исследования это сакрализация военных действий, ведущихся в интересах своей религии, и освящение фигуры монарха-защитника веры, руководящего подданными в качестве не только светского правителя, но и духовного лидера.
Соответственно, если Романия является избранной Богом империей, то ее защита, безусловно, происходит по Его воле. Тем самым, ведущий войну против вторгнувшихся на территорию страны полководец вполне мог апеллировать к религиозным чувствам своих подчиненных, называя их борьбу с врагами священной.
Естественно, такие феномены были бы отвергнуты как слишком чуждые христианству, если бы они не находили свое подтверждение в ветхозаветной традиции. Так, идея защиты веры силой оружия может быть доказана ссылками на израильских судей или Маккавеев. Хотя, как мы показывали выше, св. отцы предпочитали искать в них более глубокие мистические смыслы, они не опровергали прямо возможность буквального понимания этих текстов. К тому же это не требовало высоких богословских познаний и прекрасно соответствовало психологическому настрою профессиональных военных.
Однако мысль о возможности вести войну ради распространения своей веры за пределы границ страны в Библии практически не встречается. Даже наиболее близкая к этой идее книга Иисуса Навина все-таки не ставит вопрос о «вооруженном миссионерстве» и насильственном обращении населения завоеванных земель. Впрочем, такой вопрос не ставился ни Ираклием, ни его преемниками.
Что же касается роли царя как одновременно светского и духовного лидера народа, еще одном признаке священной войны, то библейское повествование достаточно прямо предписывает обратное (за исключением особого статуса Иисуса Навина). Идеализируемые цари вроде Давида и Соломона не дерзают вмешиваться в дела священников.
В книгах Царств неоднократно описываются ситуации, когда сами правители становились первыми изменниками веры, хранителями которой оказывались пророки. Им же принадлежит и право на духовное лидерство, отрицаемое даже у благочестивых царей, о чем ярко свидетельствует история Озии (см. 2 Паралип. 26:16-21).
Поэтому неудивительно, что представление об особых сакральных функциях царей стало предметом жарких дискуссий почти на двести лет с 630-х по 840-е годы. Свою роль тут, несомненно, сыграл и ислам, в котором единство духовной светской власти выражалось еще более четко, чем в зороастризме.
Глава 2.3. Фемные преобразования как ответ Византии на экспансию арабов
После описанных событий византийско-иранской войны оба государства оказались серьезно ослаблены и не смогли отразить общую угрозу. Летом 634 года неожиданно для ромеев в Сирию вторглись арабские отряды под командованием Халида ибн аль-Валида. Следующие два года прошли в боях с переменным успехом, пока два больших войска не встретились, наконец, 20 августа в битве при Ярмуке. Тяжелое многодневное сражение закончилось для византийцев катастрофическим поражением, а арабы получили контроль над Сирией и Палестиной.
За этим сухим описанием скрывается, по сути, эпохальное событие, изменившее до неузнаваемости расклад сил в Восточном Средиземноморье. Для Византии наступили тяжелые времена. Не ставя себе задачу описать все аспекты происходивших в империи изменений, мы изучим лишь военно-организационную и непосредственно связанную с ним идеологическую сторону этого процесса.
Наступление арабов отторгнуло от империи огромные территории, служившие существенным источником дохода и людских резервов, что не могло не сказаться на принципах формирования войск. Произошедшие за VII-VIII века изменения обычно обозначаются понятием «фемная реформа».
Среди исследователей Византии нет единого мнения о том, насколько резкими были эти преобразования. Полярные позиции на этот счет высказывали Г.А. Острогорский[212]
, выдвинувший тезис о ее практически одновременном характере и резкости проведенных изменений, и И. Каранаяпулос[213], доказывавший принцип непрерывного преобразования без каких бы то ни было резких изменений.В настоящее время большинство исследователей, в том числе и автор представленной работы, занимают усредненную позицию, считающую, что эта реформа логически продолжала процессы внутреннего развития Византии. Этот взгляд, например, нашел отражение в Оксфордском словаре Византии, составленном под редакцией А.П. Каждана[214]
.