Проблема сакрализации войны в византийском богословии и историографии

Нравственная чистота требовалась и от командного состава. Так, при появлении неприятеля: «Командир армии должен… определить им очиститься и поститься перед боем три дня, занимаясь сухоядением и вкушая лишь однажды к вечеру… каждый пусть выбросит из своей души и соперничество друг с другом, и злопамятность, и ссоры… За день до боя следует священникам совершить бескровные жертвоприношения и, совершив обычную службу, удостоить все войско участия в божественных и незапятнанных таинствах»[279].

Для всех этих задач армию должны были сопровождать священнослужители. Увы, сохранившиеся источники не позволяют подробно восстановить схему организации в войске капелланского служения. В частности, непонятно, как именно выбирались священники для войска — были ли это местные клирики или приписанные к отрядам на постоянной основе.　

Известно, что лично императора (а возможно, и высших офицеров) могли сопровождать их духовники или просто друзья из числа духовенства. Так, например, Василий II брал с собой в походы Фотия из Фессалоник. Даже Феофил, по сообщению Продолжателя[280], брал с собой Мефодия, будущего патриарха Константинополя, стоявшего в оппозиции (хотя и более мягкой, чем студитская) его иконоборческой политики.

Правда, автор сам затрудняется в ответе, для чего именно — ради добрых советов и стяжания победы или же из опасений оставлять его без личного присмотра. Однако представляется маловероятным, что подобные священники могли обеспечить потребности всего войска.

Проявив полководческое искусство и личное мужество, император не может не одержать победу, даже если в реальности результаты его трудов оказывались не столь успешны, о них следовало писать именно в таком ключе. Византийские историографы были достаточно умелы, чтобы сгладить сообщение о неприятном исходе того или иного похода, не прибегая к откровенной лжи.

Возвращение в столицу победителя не могло обойтись без религиозной составляющей. Согласно XIX главе 2 книги «О церемониях»[281], входивший в город триумфатор отправлялся в храм Св. Софии, где его встречал патриарх и совершал там каждение престола при пении благодарственных гимнов, посвященных Богородице, в том числе и «Взбранной воеводе». Могли также исполняться и специально написанные к этому дню песнопения.

После этого в окружении толпы василевс следовал на форум Константина и заходил в храм, посвященный основателю города. Там исполнялись соответствующие случаю победные стихи, взятые из Ветхого Завета, в частности, песнь Моисея «Коня и всадника вверже в море…» (Ис. 15: 1-19). Пленники, причем в тексте прямо называются «знатные сарацины», лежали в ногах у василевса, причем над их шеями держали оружие, а после пения прокимна «Кто Бог велий, яко Бог наш» и ектении с прошением «о еже покорити под ноги их всякого врага и супостата» поднимались и отводились в сторону.

Заканчивалась торжественная служба многолетием императору, раздачей даров, причем часть добычи жертвовалась церквям или монастырям. В «Жизнеописании царя Василия», Константин Багрянородный упоминает и о победном венце, которым патриарх Игнатий несколько раз венчал возвращавшегося из походов его деда[282].

Лев VI также предписывает победившему военачальнику: «Прежде всего, тебе следует вознести благодарение Господу Богу нашему Иисусу Христу, и если еще до победы было обещано, что после победы будет воздан какой-либо благодарственный дар, не упусти из виду этот дар воздать»[283].

Феофан Исповедник описывает также существовавшую практику после одержанной победы делать крупные подарки святым — покровителям городов. Так, Константин VI в 795 году «в апреле отправился в поход против аравитян, и 8 числа мая, вступив в сражение с одним отрядом их в местечке называемом Анусан, разбил его, прогнал и преследовал до реки. Потом прибыл в Эфес, помолился Иоанну Богослову и доходы от торжища, простиравшиеся до ста литр золота предоставил на служение святому апостолу и евангелисту»[284].

Примечательно, что подобная практика освящения перед сложными испытаниями применялась не только для военных действий. Продолжатель Феофана не жалеет красок для описания отправления Романа I Лакапина на переговоры о мире с царем болгар Симеоном: «Царь же прибыв во Влахерны вместе с патриархом Николаем, вошел во святую усыпальницу, простер руки в молитве, а потом пал ниц и, орошая слезами святой пол, просил… Богородицу смягчить… гордого Симеона и убедить его согласиться на мир. И вот открыли святой кивот, где хранился святочтимый омофор святой Богородицы и, накинув его, царь слово укрыл себя непробиваемым щитом, а вместо шлема водрузил свою веру в непорочную Богородицу и так вышел из храма»[285].

Учитывая крайне сложную ситуацию и недавние поражения от болгар, поступки василевса, решившегося на такие экстравагантные меры, выглядели в глазах современников вполне уместно, а приемлемые для империи условия, выдвинутые Симеоном, казались чудесным спасением, равно как и его смерть в 927 году, накануне нового похода на Константинополь.