Проблема Спинозы

Несколько недель после неудавшегося покушения на него и визита Франку Бенто размышлял о механизмах преодоления страха. Как он восстановил свою невозмутимость? Не произошло ли это в результате лучшего понимания причин, двигавших убийцей? Бенто склонялся к этому объяснению: оно ощущалось как здравое и разумное. Однако собственная сильная привязанность к способности понимания вызывала у него подозрения. В конце концов, поначалу она ему не помогала: только после появления Франку эта идея по-настоящему укрепилась. Чем больше он об этом думал, тем яснее становилось, что Франку внес некий важный вклад в его выздоровление. Бенто сознавал, что, когда пришел Франку, он был в наихудшем состоянии – а потом, и очень быстро, начал приходить в себя. Но что именно дал ему Франку? Возможно, Франку вычленил составляющие этого страха и показал, что Бенто более всего расстроен тем, что его убийца был евреем. Иными словами, ужас был усугублен глубоко захороненной болью от разлуки со своим народом. Это могло объяснить целительную силу Франку: он не только помог процессу анализа ситуации; вероятно, что еще важнее, сыграло роль само его присутствие – присутствие еврея.

И еще Франку вырвал Бенто из лап мучившей его ревности, заставив его осознать иррациональность стремления к тому, чего он никогда по-настоящему не хотел и не мог иметь. Бенто последовательно возвращал себе спокойствие и вскоре восстановил товарищеские отношения с Кларой Марией и Дирком. Правда, темные тучи снова собрались в его душе, когда однажды Клара Мария появилась в жемчужном ожерелье, подаренном ей Дирком. Тучи превратились в настоящую бурю несколько дней спустя, когда она объявила о своей помолвке с Дирком. Но в этот раз разум возобладал: Бенто сохранил равновесие и не дал страстям подорвать его отношения с двумя добрыми друзьями.

При всем том Бенто не хотел отпускать чувственное воспоминание о том, как Клара Мария держала его за руку в ту ночь после нападения. И еще он вспоминал, как Франку радостно схватил его за плечи и как брат Габриель часто держал его за руки… И ему больше не видать таких прикосновений, как бы страстно ни хотелось их ощутить его телу. Порой фантазии о том, как он прикасается к Кларе Марии и обнимает ее – или ее тетку Марту, которую он тоже находил привлекательной, – прокрадывались в его мысли, хотя отделаться от этих фантазий было легко. А вот ночные желания – дело другое. Он не волен контролировать свои сны, препятствовать ночному семяизвержению, часто пятнавшему его простыни. Все это Бенто, разумеется, хранил в глубочайшей тайне. Вздумай он поделиться этим с Франку, ответ оказался бы предсказуемым: «Так всегда бывает: зов плоти – это часть нашей тварной природы; это та сила, которая позволяет нашему роду выживать».

Хотя Бенто понимал мудрость совета Франку – покинуть Амстердам, – он тем не менее задержался в городе еще на несколько месяцев. Его лингвистические навыки, равно как и способности к логике, привели к тому, что многие коллегианты искали его помощи в переводах с иврита и латыни. Вскоре коллегианты образовали Философский клуб, возглавляемый другом Бенто, Симоном де Врисом, регулярно проводили встречи и часто обсуждали идеи, сформулированные Бенто.

Правда, этот растущий круг почитателей и знакомых, столь благотворный для его самооценки, также отнимал у него много времени, не давая ему полностью заняться бродившими в нем мыслями. Он говорил с Симоном де Врисом о своем желании вести более спокойную жизнь, и вскоре Симон с помощью других членов Философского клуба подыскал дом в Рейнсбурге, где Спиноза мог бы жить. Рейнсбург – небольшая деревушка у реки в сорока километрах от Амстердама – был не только центром движения коллегиантов, но и располагался в удобной близости от Лейденского университета, где Бенто, ныне профессионально освоивший латынь, смог бы посещать занятия по философии и наслаждаться обществом других ученых.

Бенто очень понравился Рейнсбург. Дом оказался приземистым каменным строением с несколькими маленькими витражными окошками, выходящими в хорошо ухоженный яблоневый сад. На стене над входом было выведено краской короткое стихотворение, созвучное недовольству многих коллегиантов состоянием мира:

Когда бы мудрецами свет был обитаем
И доброй воли полон был бы каждый взгляд,
Наверное, сей мир мы называли б раем,
Теперь же он – увы! – весьма похож на ад.

Квартира Бенто состояла из двух комнат первого этажа. Одна стала его кабинетом, где располагались неуклонно растущая библиотека и кровать, а вторая, меньшая, была отведена под мастерскую, в которой разместилось его оборудование для шлифовки линз. В другой половине дома жил доктор Хуман, хирург, со своей женой: там была совмещенная с гостиной большая кухня и на втором этаже спальня, к которой вела крутая лестница.