– Я говорю лишь о том, что Тора содержит два рода законов: есть нравственные законы – а есть законы, созданные для того, чтобы удерживать целостность Израиля как теократии, отдельной от его соседей. К несчастью, фарисеи в невежестве своем не сумели понять эту разницу и думали, что соблюдение государственных законов – это и есть вся нравственность, в то время как такие законы были направлены всего лишь к благополучию общины. Они не предназначены быть заповедями для евреев, зато предназначены, чтобы удерживать власть над ними. Есть основополагающее различие в назначении каждого из двух этих видов законов: соблюдение церемониального закона ведет лишь к гражданскому спокойствию, в то время как соблюдение Божественного закона или закона морального ведет к блаженству.
– Так, значит, – проговорил Якоб, – я правильно расслышал? Ты советуешь Франку не соблюдать церемониальный закон? Не посещать синагогу, не молиться, не соблюдать еврейские правила в отношении пищи?!
– Ты неправильно меня понимаешь, – возразил Бенто, прибегая к своему недавно обретенному знанию о взглядах Эпикура. – Я не отрицаю важности общественного спокойствия, но отличаю его от истинного благочестия. – Бенто повернулся к Франку: – Если ты любишь свою общину, желаешь быть ее частью, желаешь создать в ней свою семью, желаешь жить среди своих – тогда ты должен с радостью участвовать в деятельности общины, включая религиозные правила, – и, обращаясь к Якобу, спросил: – Мог ли я выразиться яснее?
– Я слышу, что ты говоришь, что нам следует следовать ритуальному закону только ради соблюдения внешних приличий, и это на деле не так уж много значит, поскольку единственное, что действительно имеет значение, – это тот, другой, Божественный закон, который ты пока так и не определил, – отозвался Якоб.
– Под Божественным законом я подразумеваю благо, истинное знание Бога и любовь.
– Это туманный ответ. Что есть истинное знание?
– Истинное знание означает совершенствование нашего разума, дабы более полно познать Бога. У еврейских общин есть наказания за неисполнение ритуального закона: публичное порицание со стороны конгрегации или раввинов или, в крайних случаях, изгнание либо херем. А есть ли наказание за отказ следовать Божественному закону? Да, есть, но это не какое-то конкретное наказание: это отсутствие блага. Я люблю эти слова Соломона, который говорит: «Когда мудрость войдет в сердце твое и знание будет приятно душе твоей, тогда ты уразумеешь правду и правосудие, и прямоту, всякую добрую стезю»[67]
.Якоб покачал головой:
– Эти легковесные фразы не скрывают того факта, что ты бросаешь вызов основным еврейским законам. Сам Маймонид учил, что тех, кто следуют заповедям Торы, Бог вознаграждает блаженством и счастьем в грядущем мире. Я собственными ушами слышал, как рабби Мортейра особо настаивал, что любой, кто сомневается в божественности Торы, будет лишен вечной жизни с Богом.
– А я говорю, что его слова – «грядущий мир» и «вечная жизнь с Богом», – это слова человеческие, а не божественные. Более того, этих слов не найдешь в Торе, они принадлежат тем раввинам, что писали комментарии к комментариям.
– И что же, – упорствовал Якоб, – правильно ли я расслышал, что ты отрицаешь существование загробного мира?
– Грядущий мир, вечная жизнь, загробное блаженство – повторяю, все подобные фразы суть изобретения раввинов.
– Ты отрицаешь, – продолжал напирать Якоб, – что праведники обрящут вечную радость и единение с Богом, а грешники будут посрамлены и преданы вечному проклятию и наказанию?
– Это против всякой логики – то, что мы, такие как мы есть сегодня, будем существовать после смерти. Тело и душа – два аспекта одной и той же личности. Душа не может выжить после того, как умирает тело.
– Но, – Якоб говорил все громче, явно закипая, – мы знаем, что тело будет воскрешено! Все наши раввины учат нас этому. Маймонид ясно это утверждает. Это один из тринадцати аспектов иудейской веры! Это ее основание!
– Якоб, должно быть, я плохой наставник. Я думал, что полностью объяснил невозможность таких вещей, однако ты снова забредаешь в страну чудес. Опять-таки напоминаю тебе, что
– Значит ли это, что я никогда не воссоединюсь с моим замученным отцом? – спросил Франку.