Проблески золотого детства

Манера Гурджиева была иной. Это тоже манера, но только одна; их существует много. Я всегда уважаю и люблю то, что дает результаты. Я верю в определение Гаутамы Будды, что «правда — это то, что работает»

Теперь, зто странное определение, потому что иногда может сработать и ложь, и я знаю, что часто правда совершенно не работает; работает ложь.

По я согласен с Буддой. Конечно, он бы не согласился со мной, но я щедрее, чем сам Гаутама Будда. Если что-то работает, дает хорошие результаты, какое это имеет значение, была ли это в начале правда или ложь? Имеет значение конец, окончательный результат. Я могу не использовать метод Гурджиева, потому что я никогда не использую ничей метод, хотя люди верят в противоположное. Да, я притворяюсь. Я использую только то, что работает, чье - совершенно не имеет значения. Истина ни моя, ни ваша.

Этот третий человек, я люблю его. С первого мгновения, как мы увидели друг друга, мы признали друг друга. Он был единственным из трех флейтистов, который прикоснулся к моим ногам до того, как Баба сказал ему об этом. Когда это произошло, Баба сказал: «Это что-то! Харипрасад, как ты мог прикоснуться к ногам ребенка?»

Харипрасад сказал: «Разве есть закон, запрещающий это? Это преступление прикоснуться к ногам ребенка? Мне понравилось, я полюбил, поэтому я прикоснулся к его ногам. И это не твое дело, Баба».

Баба был действительно счастлив. Он всегда был счастлив с такими людьми. Если Панналал Гхош был овцой, Харипрасад был львом. Он прекрасный человек, редкий, прекрасный человек. Третий — я имею в виду Сачдеву; я не люблю даже произносить его имя он не причинил мне никакого вреда, но, тем не менее, само имя - и я вижу его уродливое лицо. Л вы знаете мое уважение к красоте. Я могу простить все, что угодно, но не уродство. А когда есть уродство не только тела, но и души, тогда это слишком. Он был полностью безобразен.

Что касается этих флейтистов, мой выбор — Харипрасад. В его флейте соединена красота обоих других, и, тем не менее, он не похож ни на Панналала Гхоша — слишком громкого и напыщенного — он не такой острый, чтобы резать и причинять вам боль. Он мягок как бриз, холодный бриз летним вечером. Он как луна; свет есть, но он не горячий - прохладный. Вы можете почувствовать его прохладу.

Харипрасад должен считаться величайшим флейтистом, который когда-либо рождался, но он не очень известен. Он не может быть таким, он очень смиренный. Чтобы быть известным, вы должны быть агрессивным. Чтобы быть известным, вы должны бороться в амбициозном мире. Он не боролся, и он - последний человек, который будет бороться, чтобы его признали.

По Харипрасад был признан таким человеком, как Пагал Баба. На-гал Баба также открыл несколько других, кого я опишу позднее, потому что они тоже вошли в мою жизнь через него.

Это странно: Харипрасад был совершенно мне неизвестен до тех пор, пока Пагал Баба ни представил его мне, а потом он так заинтересовался, что приходил к Пагал Бабе, только чтобы посетить меня. Однажды

Пагал Баба, шутя, сказал ему: «Теперь ты не приходишь ко мне. Ты знаешь это, я знаю это, и человек, к которому ты приходишь, знает это».

Я засмеялся, Харипрасад засмеялся и сказал: «Баба, ты прав».

Я сказал: «Я знал, что Баба рано или поздно упомянет об этом». И в этом была красота этого человека. Он приводил ко мне многих людей, но не позволял мне даже благодарить его. Он сказал мне только одно: «Я всего лишь выполняю свой долг. Я прошу только об одном одолжении: когда я умру, ты разожжешь мой огонь?»

В Индии это считается очень важным. Если у человека нет сына, он страдает всю свою жизнь, потому что кто зажжет костер на его похоронах? Это называется «разжечь огонь».

Когда он спросил меня, я сказал: «Баба, у меня есть мой собственный отец, и он будет очень зол и я не знаю твою семью; возможно, у тебя есть сын…»

Он сказал: «Ни о чем не беспокойся, ни о своем отце, ни о моей семье. Это мое решение».

Я никогда не видел его в таком настроении. Я знал, что его конец очень близко. Он не мог терять время даже на обсуждение.

Я сказал: «Хорошо, я не спорю. Я разожгу твой костер. Не имеет значения, будет ли возражать мой отец или твоя семья. Я не знаю твою семью».

Случайно Пагал Баба умер в моей деревне. По, возможно, он организовал это — я думаю, он подстроил это. И когда я начал его похороны, разжигая костер, мой отец сказал: «Что ты делаешь? Это может быть сделано только старшим сыном».

Я сказал: «Дада, позволь мне сделать это. Я дал ему обещание. Что касается тебя, я не смогу сделать это; это сделает мой младший брат. На самом деле, он твой старший сын, не я. Я не принадлежу семье, и никогда не буду. На самом деле, я всегда был неприятностью для семьи. Мой младший брат, второй после меня, разожжет твой костер, и он позаботится о семье».