Проблески золотого детства

В то мгновение я понял многое, что я всегда понимал, но в то мгновение, это все собралось во мне. Падение… человек не может летать - ни Адам, ни Ева… естественно, им придется упасть. Это не было политикой искусителя, падение было естественно для человека. Это было естественно для Адама и для Евы, потому что не было возможности, чтобы они поле тели — не было Люфтганзы, не было Пан Американ, не было даже Эйр Индии. И бедный Адам был действительно бедным. Но было хорошо, что он упал, иначе была бы та же самая ситуация, что и с Урваши.

Он насладился бы всеми плодами рая, конечно, без радости. Он бы жил с Евой без любви. В раю никто не испытывает любви. Я могу это сказать, не боясь быть изгнанным, потому что я не хочу входить в рай, так что какая разница! Рай это последнее место, в которое я хотел бы войти, даже ад предпочтительнее. Почему? Просто из-за хорошей компании. Рай просто ужасен. КомНания святых… Коже мой! Боги просто глупцы, совершенно безумные, просто роботы, иначе как они умудряются бесконечно повторять одно и то же? Я не хочу быть частью этого.

Но Масто выглядел как бог, спустившийся на землю. Я любил его — конечно, безо всякой причины, потому что у любви не может быть никакой причины. Я до сих пор люблю его. Я не знаю, жив он или нет, потому что 22 марта 1953 года он исчез. Он просто сказал мне, что отправляется в Гималаи.

Он сказал: «Я исполнил свой долг, как я обещал Пагал Бабе. Теперь ты то, чем был. Я больше не нужен».

Я сказал: «Нет, Масто. я все равно буду нуждаться в тебе, по другим причинам».

Он сказал: «Ты найдешь способы получить то, что тебе нужно. Но я не могу ждать».

С тех пор я слышал о нем один раз — возможно, от кого-то, кто пришел из Гималаев, от саньясина, бхиккху — что Масто был в Калим-понге, или что он был в Наинитале, или там, или здесь, но он никогда не возвращался из Гималаев. Я просил каждого, кто отправлялся туда: «Если вы встретите человека…» Но это было трудно, потому что он очень не любил фотографироваться.

Однажды я убедил его, чтобы он сфотографировался, но фотограф в моей деревне был гением! Его звали Мунну Миан, бедный человек, но у него был фотоаппарат. Это была старейшая модель в мире. Его камеру надо было сохранить, сейчас она бы стоила миллионы долларов. Из всей пленки получался один кадр. И то не всегда. А когда вы смотрели на снимок, то не могли поверить, как он сделал его, потому что он не был похож на вас. Он был авангардистом! Настоящим авангардистом. Он делал с фотографией то, что понравилось бы Пикассо… или, я не знаю, даже ему бы не понравилось то, что сделал бы с ним Мунну Миан.

Как-то я убедил Масто пойти к Мунну Миану. Мунну Миан был очень счастлив. Масто неохотно уселся в студии деревни. Я не могу по-настоящему назвать это студией, это был всего лишь старый стул без ручек. Люди редко приходили фотографироваться, так что студии в действительности не было.

Вы не знаете, как это делалось в индийских деревнях. Вы не можете даже представить себе. Это до сих пор осталось прежним. На заднем плане был рисунок — огромный занавес с нарисованными сценами из Бомбея огромные здания, машины, автобусы. И конечно, создавалось впечатление, что фотография была сделана в Бомбее. Что еще вы можете ожидать, заплатив одну рупию за три снимка? По Масто смог… или, если быть более правильным, идиотизм Манну Миана испортил все, что я организовал. Он забыл вставить в камеру пластинку!

Я до сих пор вижу эту картину. Я подготовил Манну Миана, сказав: «Будь очень четок. С огромными трудностями я смог привести этого человека, и если у тебя получится эта фотография, это будет огромной рекламой для твоей студии».

Он согласился и сказал: «Я попытаюсь. Только научи меня двум словам по-английски. Я слышал, что в больших городах, перед тем как нажать на кнопку, фотографы говорят: «Пожалуйста, будьте готовы». Конечно, он сказал это мне на хинди, но он хотел произнести эти слова по-английски, чтобы произвести впечатление на этого уважаемого человека.

Потом он хотел узнать, как сказать: «Спасибо», когда все закончится. Он все организовал, потом сказал: «Пожалуйста, будьте готовы» конечно, по-английски. Даже Масто не мог поверить. Манну Миан знает что-то по-английски. Потом он щелкнул фотоаппаратом - конечно, это был громкий щелчок. Я до сих пор помню его камеру. Я могу с уверенностью сказать, что он мог получить миллион долларов только за антикварную ценность. Она была огромной.

Потом он сказал: «Спасибо, сэр». И мы ушли.

Он побежал за нами и сказал со слезами на глазах: «Простите меня, пожалуйста, вернитесь. Я забыл вставить в камеру пластинку».

Это было слишком. Масто сказал: «Ты идиот! Уходи отсюда, иначе я потеряю терпение — а и очень темпераментный!»

Я знал, что это совершенно не так, и и сказал Манну Миану: «Не беспокойся. Я снова все устрою». Но он исчез, убежал. Я сказал: «Слушай, не убегай…», но он не послушался.

Я уговорил Масто вернуться, но когда мы дошли до студии, она была заперта. Манну Миан был так напуган, что видя, как мы приближаемся, запер студию и ушел.