Проблески золотого детства

Все смотрели друг на друга, думая: «Что случилось?» - до тех пор, пока он не засмеялся так громко, что все подумали, что до этого он был только немного ненормальным, а теперь достиг наивысшей точки. Все ушли. Естественно, никто не смеется, когда кто-то рождается, это просто часть зтикета; и никто не смеется во время смерти, это тоже ничто иное, как этикет. И то, и другое принадлежит Британии.

Баба был всегда против манер и людей, которые верили в манеры. Поэтому он любил меня, поэтому он любил Масто. И когда он искал человека, который смог бы позаботиться обо мне, естественно, он не смог бы найти лучшего человека, чем Масто.

Масто проявил себя больше, чем мог вообразить Баба. Он столько сделал для меня, что даже разговор об этом причиняет боль. Это что-то настолько личное, что не должно говориться, настолько личное, что это невозможно сказать, даже когда человек один.

Я только что говорил Гудии: «Скажи Девагиту, чтобы он никогда не оставлял свои записные книжки в этом Ноевом Ковчеге» потому что прошлой ночью дьявол перепечатывал из них. Вы не поверите этому. На самом деле, я не мог поверить в это, когда впервые услышал историю. Гу-дия сказала, что света в окне не было. Я удивился и сказал себе: «Они сошли с ума или что? Печатать без света?»

Гудия заглянула в комнату и сказала: «Это действительно нечто! От машинки исходит такой звук, как будто кто-то на ней печатает».

Не только это: все на минуту прекратилось, как будто тот, кто печатает, посмотрел в книжку, а потом начал снова печатать. Гудия спросила Ашиша: «Что это могло быть?»

Он сказал ей: «Ничего особенного, просто фильтр в кондиционере набрал слишком много пыли и это создает такой шум». Но чтобы шум был точно такой же как у печатной машинки…? Тем не менее, мне понравилась эта история, и я говорю, чтобы вы прятали свои записные книжки от дьявола. Он может печатать даже без печатной машинки, даже без света.

Дьявол всегда безупречность, Он не может быть другим, это часть его работы. Печатать без печатной машинки — в темноте? И я знаю, что Девагит больше нигде не оставит свои записные книжки. Но дьявол может печатать и без записных книжек. Он может прочитать ваши мысли. Поэтому не сильно вносите свой ум, по крайней мере, когда вы работаете над моими словами. Не вносите его, иначе вы откроете дверь дьяволу.

Масто был самым наилучшим, что мог выбрать Баба. Я не могу представить себе лучшего человека. Он был не только медитирующим… конечно, он им был, иначе между ним и мной не было бы возможно общение. Медитация просто означает не быть умом, по крайней мере тогда, когда вы медитируете.

Но это было не все. он был еще многим. Он был прекрасным певцом, но никогда не пел для публики. Мы оба смеялись над словом «публика». Она состоит, как правило, из самых отсталых. Удивительно, как они умудряются собираться в одном месте в определенное время. Я не могу объяснить что. Масто сказал, что тоже не может это объяснить. Это просто невозможно объяснить.

Он никогда не пел для публики, но только для немногих людей, которые любили его, и они обещали никогда не говорить об этом. Его голос действительно был «голосом мастера». Возможно, он не пел, а только позволял существованию это единственное подходящее слово, которое я могу употребить — он позволял существованию струится через себя. Он не мешал, в этом была его заслуга.

Он также был талантливым игроком на цитре, но снова, я никогда не видел, чтобы он играл перед толпой. Часто я был единственным, когда он играл, и он просил меня запереть дверь, говоря: «Пожалуйста, запри дверь, и что бы ни случилось, не открывай ее до моей смерти». И он знал, что если бы я захотел открыть дверь, мне бы сначала пришлось убить его, а потом открыть ее. Я держал слово. Но эта музыка была такой… Он не был известен миру: мир упустил его.

Он говорил: «Все это настолько интимно, что было бы проституцией играть перед толпой». Это было его точное слово, «проституция». Он действительно был философом, мыслителем, и был очень логичным, не таким, как я. С Пагал Бабой у меня было только одно общее, а именно: сумасшествие. У Масто было с ним много общего. Пагал Баба интересовался многим. Я, конечно, не мог быть представителем Пагал Бабы, но Масто им был. Я не могу быть ничьим представителем.

Масто так много сделал для меня, что я не мог поверить, как мог Баба знать, что он будет правильным человеком. А я был ребенком, меня надо было направлять — и был не легким ребенком. Пока меня не убеждали, меня нельзя было сдвинуть ни на дюйм. Наоборот, я двигался в противоположном направлении, чтобы быть в безопасности.

Я вспомнил маленький анекдот. Я использовал его как шутку. Многие из моих шуток приукрашены, чтобы они были похожими на шутки, но многие из них - из реальной жизни. А в настоящей жизни намного больше от книги с шутками, чем в любой такой книге. Как я узнаю, что эта шутка из жизни? Потому что иначе не может быть, другого пути нет. Я помню, как рассказывал ее, и так я ее запомнил.