Проблески золотого детства

Я хочу раствориться там, как Масто. Я могу понять его, и не будет сюрпризом, если однажды я исчезну. Гималаи намного больше, чем Индия. Индии принадлежит только часть их, другая часть принадлежит Непалу, еще часть Бирме, еще — Пакистану - тысячи миль чистоты, только чистоты. С другой стороны есть Россия, Тибет, Монголия, Китай; у всех у них есть часть Гималаев.

Не будет сюрпризом, если однажды я исчезну только для того, чтобы лежать рядом с прекрасной скалой и больше не находиться в теле. Невозможно найти лучшего места, чтобы покинуть тело по я могу и не сделать этого, вы знаете меня. Я остаюсь непредсказуемым, как всегда, даже в смерти. Возможно, Масто хотел уйти раньше и просто исполнял последнее задание, данное ему его гуру, Пагал Бабой. Он столько сделал для меня, сложно даже перечислить это. Он познакомил меня с людьми, чтобы, когда мне понадобятся деньги, я бы сказал им об этом, и деньги бы появились. Я спросил Масто: «Они не спросят зачем?»

Он сказал: «Не беспокойся об этом. Я уже ответил на все их вопросы. Но они трусливы, они могу дать тебе свои деньги, но они не могут дать тебе свои сердца, поэтому не проси об этом».

Я сказал: «Я никогда ни у кого не прошу ничьего сердца, этого нельзя попросить. Или вы просто обнаруживаете, что его нет, или оно есть. Поэтому я не буду ни о чем просить утих людей за исключением денег, и это только когда понадобится».

И он познакомил меня со многими людьми, которые всегда оставались безымянными, но когда бы мне ни понадобились деньги, они появлялись. Когда я был в Джабалпуре, где я работал и учился в университете более девяти лет, деньги приходили. Люди удивлялись, потому что моя зарплата не была очень большой. Они не могли поверить, как я мог ездить на такой прекрасной машине, жить в прекрасном доме с обширным зеленым садом. И в тот день, когда кто-то спросил как такая прекрасная машина… в тот день появилось еще две. Было три машины и негде было их держать.

Деньги всегда приходили. Масто сделал все приготовления. Хотя у меня ничего нет, денег нет, все само как-то образуется.

Масто… тяжело прощаться с тобой, по простой причине, что я не верю, что тебя больше нет. Ты продолжаешь существовать. Возможно, я не увижу тебя больше, это не важно. Я столько видел тебя, сам твой аромат стал частью меня. Но что касается тебя, где-то в этой истории я должен поставить точку. Это тяжело, это причиняет боль… прости меня за это.

БЕСЕДА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Сегодня утром я очень резко попрощался с Масто, и это чувство осталось у меня на целый день. Так просто не может быть сделано, по крайней мере, в этом случае. Это напоминает мне то время, когда я пошел в колледж и покинул свою Нани, после стольких лет вместе.

С тех пор, как умер мой дедушка и оставил се, в ее жизни не было никого, за исключением меня. Для нее это было нелегко. Это было нелегко и для меня. Меня никто не держал в деревне кроме нее. Я вижу тот день: ранее утро это было прекрасное зимнее утро, и люди из деревни собрались.

Даже сегодня, в тех частях центральной Индии все несовременно, они отстали, по крайней мере, на две тысячи лет. Ни у кого нет дел. Кажется, что у всех достаточно времени для того, чтобы бездельничать. Я действительно имею в виду, что каждый — бездельник. Я просто имею в виду точное значение, не те ассоциации, которые возникли в связи с этим

словом. Так что все «бездельники» были здесь. Пожалуйста, напишите слово в кавычках, чтобы никто не понял неправильно.

Там была вся моя семья, это была большая толпа. Они пришли, потому что они должны были прийти, иначе я не видел бы смысла в том, чтобы видеть их лица, которые для меня как тогда, так и сейчас, оставались просто именами. Но там был мой бедный отец, моя мать была там, мои младшие братья и сестры были там, и все они по-настоящему плакали.

Даже мой отец плакал. Я никогда не видел его в слезах, ни раньше, ни позже. А я не умирал, просто уходил за сотни миль. И это было из-за того, что я собирался уйти всего лишь на четыре года, чтобы получить степень бакалавра. А если бы я решил и никто не знает — остаться еще на два года для степени магистра? Потом еще на два года для Доктора Философии?

Это была бы долгая разлука. Возможно, к тому времени, кто знает, многих из них не было бы в этом мире. Но я беспокоился только о моей Нани, потому что мой отец и моя мать так долго жили без меня, когда я был маленький. Теперь я мог жить сам, я мог сам помогать себе, я не нуждался ни в чьей помощи.

Но моя Нани… я вижу утреннее солнце, теплое солнце, толпу, моего отца, мою мать. Я прикоснулся к ногам моей Нани и сказал: «Не беспокойся. Когда бы ты ни позвонила, я немедленно приеду. И не думай, что я уезжаю далеко: это всего лишь сотня миль, всего три часа на поезде».

В те дни самый скорый поезд не останавливался в этой бедной деревушке, иначе путешествие заняло бы два часа. Теперь он там останавливается, но теперь не имеет значения, останавливается ли он или нет.

Я сказал ей: «Я приеду. Восемьдесят или сто миль ничего не значат».