Проблески золотого детства

Пеон был единственным человеком, который был несчастлив, когда меня там не было… потому что все остальные радовались этому. Он любил меня. Я никогда не видел человека, старше, чем он: ему было девяносто, или, возможно, больше. Возможно, ему было сто лет. На самом деле, он мог быть даже старше, потому что он старался снизить свой возраст насколько это возможно, чтобы он мог остаться на службе немножко дольше… и он продолжал работать.

В Индии вы не знаете дату рождения, и, особенно, если вы родились по лет назад, я не думаю, что есть какое-нибудь удостоверение или запись — невозможно. Но я никогда не видел человека, старше, чем он и все еще полного сил, действительно сильного.

Он был единственным человеком во всей школе, кого я немного уважал, но он занимал самое низшее положение, никто даже не смотрел на него. Иногда, только ради него, я приходил в школу, но я приходил только к нему.

Он жил рядом со Слоновьими воротами. Его работа заключалась в том, чтобы открывать и закрывать ворота, и перед дверью его домика висел колокол, в который он должен был звонить каждые сорок минут, оставляя всего по десять минут два раза в день для того, чтобы выпить чай и один час на обед. Это была вся его работа, во всем остальном он был совершенно свободен.

Я приходил к нему в домик, он закрывал дверь, чтобы никто нам не мешал и чтоб я не мог легко убежать. Тогда он говорил: «Теперь расскажи мне все, что произошло с момента нашей последней встречи». И он был таким милым стариком. На его лице было столько морщин, что я даже пытался сосчитать их, конечно, не говоря ему об этом. Я притворился, что слушаю его, в то время как считал, сколько морщин у него на лбу, а он был одним сплошным лбом, потому что волос у него не было, и сколько морщив у него на щеках. Па самом деле, на всем его лице не было ничего, кроме морщин. Но за этими морщинами скрывался человек бесконечной любви и понимания.

Если я много дней не появлялся в школе, тогда становилось очевидно, что если я в ближайшее время там не появлюсь, то он сам найдет меня. Это означало, что мой отец узнает все: что я не хожу в школу, что мое посещение засчитывалось только, чтобы я не приходил. Таким было соглашение. Я сказал: «Хорошо, я не буду приходить, но как же моя посещаемость… потому что кто будет отвечать перед моим отцом?»

Мне сказали: «Не беспокойся об этом. Мы поставим тебе стопроцентную посещаемость, даже на каникулах, так что не волнуйся».

Так что я всегда знал, что перед тем, как он придет в мой дом, лучше самому появиться у него и каким-то образом — я снова должен произнести слово «синхронность» — он знал, когда я приду. Я знал, что если не приду в тот день, он придет сам, чтобы спросить, что со мной произошло — это все это стало почти математически точным.

Я с самого утра просыпался с чувством «Слушай», я не говорю это вам, я просто говорю, как обычно вставал — «Слушай, если ты сегодня не пойдешь, Маннулал» — так его звали, — «придет к тебе вечером. До того, как это произойдет, хотя бы появись перед ним».

И за исключением одного случая, я всегда следовал своему внутреннему голосу я имею в виду, по отношению к Маннулалу. Только однажды… и я немного устал от всего. Это было как пытка: я должен был идти, я шел из страха, иначе он бы сказал моему отцу и моей матери, и начался бы беспорядок. Я сказал: «Нет. Сегодня я не пойду. Что бы ни произошло, я не пойду».

И кого я увидел? Никого иного, как Маннулала, старика, который шел ко мне. Возможно, ему было больше ста лет, и он просто притворялся, что он моложе. Мне всегда казалось, что ему более ста лет - возможно, сто десять или даже сто двадцать. Он выглядел таким старым, что вы бы не поверили в это. Я никогда не видел такого старого человека. Я ходил в музеи, видел различные коллекции, но я никогда не встречал никого более доисторического, чем Маннулал.

Он шел! Я вовремя выбежал, чтобы помешать ему войти в дом. Он сказал мне: «Я должен был прийти, чтобы найти тебя, потому что ты пытался не прийти ко мне. А ты знаешь, что я старый человек. Я могу завтра умереть, кто знает. Я просто хотел увидеть тебя. Я счастлив, что ты так же здоров и жив как всегда». Говоря это, он благословил меня, повернулся и ушел. Я могу видеть его спину, в этой странной униформе, которую ему приходилось носить.

Ее действительно сложно описать. Сперва цвет: это был хаки — я думаю, что вы называете его хаки, я прав? Второе: до колена у него были полоски, тоже цвета хаки, но отдельно. Это было сделано для того, чтобы человек выглядел более живым, бдительным. Па самом деле, они были такими тугими, что действительно заставляли человека быть бдительным. На самом деле, они были такими тугими, что же еще вам оставалось, как ни быть бдительными!