Пробник автора. Сборник рассказов

Залегли с подветренной стороны, стали осматриваться лучше.

– Чего ждем-то? – зашипел Скок, снова начиная злиться. – Будто партизан обкладываем…

– Заткнись, – стараясь сдержаться, вроде бы нехотя ответил я. – Подождем, посмотрим. Мало ли что. Время есть.

Скок что-то зло процедил сквозь щербатые зубы, но все же утих. Правильно, знай, кто командир.

Минут пять пролежали, не шелохнувшись. Стемнело окончательно и теперь я больше полагался на Прохина. Сибиряк, охотник. Ему в лесу и карты в руки, особенно если дело касается берлоги лесника.

Справа вздохнули: инвалид Бондарь заскучал и тихо сказал:

– И где-то нынче наши…

Слева громким злым шепотом отозвался Скок:

– Наши-то у тебя кто? Немцы или советские?

– Эх… – заворочался Бондарь, поняв свою ошибку, и примирительно сказал: – Все уже, поди, Германию топчут…

– Да тебе-то чего, полицай? – снова поддел Скок и тут Бондарь огрызнулся:

– Я тебе не полицай, ясно? Я теперь Матвей Бондарь!

– Ага, это ты комиссарам рассказывать будешь, – хихикнул Скок и я ткнул его в бок, чтоб замолчал.

– А сам-то? – уже завелся Бондарь. – Знамо, все под Власовым ходили…

– А ну, отставить собачиться! – шикнул я, на что Скок негромко протянул:

– Не командуй. Мы в отставке…

– Что ты сказал? – я прихватил его за ворот драного бушлата, притянул к себе: – Тебе, что ли, уголовнику, в командиры идти? Не желаешь со всеми, вали. Без тебя обойдемся.

– Ладно, ладно, Алесь, – примирительно заговорил Скок. – Оставим тёрки.

В другое время дал бы я ему в зубы (что бывало), а то и пулю в башку пустил бы. Давно пора… Ладно, после разберусь.

Поправил гранаты на поясе, лег удобнее.

Вернулся Прохин, залег рядом, потеснив Бондаря.

– Лесника не видать, зато девку в оконце приметил, с той стороны.

У меня так и заныло сладко внизу. А сам подумал: быть крови-то. Теперь никак не миновать…

– Девку?! – взвился Скок. – Всё, братцы, нынче наш день! И жратва, и девка!

Я пихнул его в бок, чтоб притих, а Прохин досказал (у самого тоже глаза блестят, девке радуется):

– Собака в будке, вон там, слева от дома.

– Ясно, – я перевел немецкий автомат на одиночные – патронов и так мало – и приготовился было подниматься, как тут Бондарь захрипел.

За все две недели, что он с нами, никогда с ним такого не случалось. Я перевалился через Прохина, лежавшего между нами и схватил полицая за ворот, повернул к себе. Над кромкой леса уже взошла луна и я увидел широкие от ужаса глаза Бондаря.

– А-а-а!… – продралось сквозь хрип. Он судорожно попытался вдохнуть, сцепил челюсти и заскрипел зубами, ошалело уставившись на меня.

– Ты чего? – затряс его я. Позади меня затравленно дышали Прохин со Скоком. Бондарь нашарил мое лицо своими белка́ми, и я услышал:

– Тут она, тут!

– Кто? – у меня по спине поползли мурашки.

Бондарь силился что-то сказать и не мог. Наконец его вытаращенные глаза закатились и он выдавил только:

– М-м-м… Матерь Божья…

Полицая крупно затрясло – так, что мои руки, державшие его за ворот, заходили ходуном. Кончается, видно. Он снова захрипел, и я поспешно выпустил его, отпрянув назад. Слева отчетливо лязгнул зубами Скок, а Прохин неумело перекрестился. Я, было, потянулся за ножом, решив кончить беднягу, пока мы не запалились из-за его стонов да хрипов, как тут Бондарь присмирел, вытянул правую, здоровую руку, заострив ее грязным пальцем с обломанным ногтем и указывая куда-то за наши спины, отчетливо сказал, будто и не он только что кончался:

– Вон она!

Как один, мы трое обернулись. Я ничего не смог разглядеть среди подсвеченного луной леса, а Скок, завалившись на спину, судорожно жал на курок своего автомата, забыв снять с предохранителя. Я навалился на него, отодрал из рук оружие.

– Сдурел?! Всё испортишь, – шепотом заорал я, а он все таращился на лес, трясся и молчал.

Когда вернулись к Бондарю, он уже затих, и указательный палец правой, уроненной у бедра руки так и торчал, уставленный в никуда. Я огляделся вокруг, но все было тихо.

– Пошли, живо! – махнул я Прохину на дом – от Скока, трусливой гниды, я помощи не ждал.

Мы перемахнули через чахлый плетень. Я уже почти добежал до дома, услышав, как глухо охнул Прохин. Обернувшись, я успел увидеть, как он со всего маху летит на землю – верно, споткнулся. Глухо приложился об грядку, да так и остался лежать, уткнувшись лицом в холмик картофельной ботвы. Мне бы дальше бежать, время-то дорого, к тому же собака залаяла, но уже понял я, что конец моему сибиряку. Кинулся к нему сквозь собачий брёх, стал поднимать, да и ахнул: в горле у него сидели вилы, один из зубцов которых будто нарочно торчал резко в сторону. Насадился на него Прохин, как бабочка на булавку. Быстро он кончился, быстрей Бондаря. Собака уже не лаяла, вместо этого послышалась какая-то возня, звякнула цепь, и глухо и коротко закричал Скок. Я сидел на корточках возле Прохина, луна заливала проклятую заимку белым неземным светом, а я уже понял, что остался совсем один. Глупо как. Черт вас всех подери, как глупо!

Я медленно поднялся, потому что теперь…

оЙми, 5418-е воплощение на третьей планете Солнечной системы