Как когда он прогонял все наше отделение по полосе препятствий. Стонать, реветь, сопеть, пердеть… Но бежать.
Можно блевать и ссаться себе под ноги, если это поможет облегчить организм, если позволит быстрее свалить от преследующего кошмара…
Очередной поворот траншеи — и вот я выбегаю прямо на пулемет, развернутый по ходу сообщения между окопами и огневыми точками. Надежда на спасение вспыхивает… и тут же угасает, когда я вижу, что пулеметчик уже дернул ручку и вдавил гашетку. При это оружие направлено прямо на меня.
Вздрогнув, я падаю и ощущаю, как свалился на жесткие деревянные подмостки. Только это уже не дно траншеи…
Это пол. Холодный пол в каюте.
Вокруг все так же царит полумрак из-за отсутствия нормального освещения, кроме двух дежурных ламп в начале и конце прохода.
Длинный коридор. По бокам стоят койки в несколько этажей.
Сквозь сонный туман я вспомнил, что бортовой инженер рассказывал, как в зависимости от центровки судна и загруженности багажом, он откидывал или наоборот убирал спальные места.
И нас летело немного, поэтому мы смогли разместиться в два яруса ближе к центру корабля и еще в один, ближе к хвосту.
Дирижабль… Это слово снова отчеканилось в моей голове.
— Не спится? — негромко спросил Макс, лежавший на втором этаже кровати, — Дай угадаю, кошмары? Ха! Понимаю…
Я не мог ничего ответить. Не потому, что Сапрон был прав, а потому, что мне все еще тяжело было даже дышать.
Липкий пот, легкий озноб и трясучка, которую я списывал на вибрации корпуса воздушного корабля в полете. Сердце так и стучало лихорадочно, будто занимая все место в груди и не давая мехам легких раскрыться полноценно.
Судорожно достав из сумки бутылку, я дрожащими губами присосался к горлышку, выпивая остатки воды из стеклянной тары. И вспомнил, как пошутил один из старожилов: «Сначала в полете ты ее опустошишь, а потом снова наполнишь».
Наполнять пока что не хотелось. Видимо, вся жидкость выходила из меня через пот.
За несколько часов полета я уже два раза просыпался от холода. И вот третий, от кошмара.
И если с холодом еще хоть как-то можно было бороться… Ну, укутаться там в зимнюю шинель или спальный мешок, который я по совету Раскола все же взял и зафиксировал на рюкзаке отдельно.
Но с кошмарами я ничего поделать не мог. Поэтому уселся прямо на стальной пол, прижавшись спиной к ровной стенке сумок, накиданных прямо по центру коридора.
Таких коридоров на корабле было два, и оба предназначались для размещения пехоты. А техника, крупногабаритное вооружение и экипажи размещались в основном грузовом отсеке.
— Долго нам еще лететь? — негромко спросил я, обращаясь скорее в пустоту, нежели к кому-то конкретному.
Многие, к моей зависти, спокойно дремали, а иногда, с дальнего конца, где громче всего было слышно шум двигателей, даже пробивался чей-то наглый храп.
Туда ушли выжившие ветераны, для которых это был далеко не первый перелет. Там и койки одноярусные, а еще, как они сказали, воздуха побольше.
— Часов десять, — негромко ответил кто-то спереди.
Я невольно посмотрел на часы, висящие под красной лампой, и печально вздохнул.
— Значит, прилетаем в ночь, — недовольно кряхтя, словно старый дед, я улегся обратно на свою койку, подсунув под голову чехол от спального мешка, в который запихал зимнюю шинель.
Подушка, конечно, получалась так себе, но лучше, чем ничего. Укрывшись спальником, расправленным в одеяло, я вновь попытался уснуть…
Поспать нормально не удалось.
Противный холодок от стены то и дело обжигал поясницу, когда я пытался разместиться на узенькой койке, рассчитанной явно на детей, нежели на солдат. Проектировал это судно явно какой-нибудь Лунный, чья нога на его борт никогда бы не ступила.
Так что до самого конца полета мне так и не суждено было выспаться… А ведь Контуженный предупреждал, что по прибытию нас ждет страшный процесс под названием «расквартировка».
Так что «новичкам желательно поспать, ну а старички и так знают, что делать»… Ага, поспишь тут.
Судя по кряхтению и то и дело позвякивающей бутылке, Макс тоже не мог уснуть… К легкому своему стыду я тешил себя злорадством, и это немного дарило облегчение.
Не мне одному будет паршиво предстоящим днем! Хе-хе…
Примерно за двадцать минут до конца полета включилось основное освещение и весь коридор вдруг залило светом.
Солдаты начали просыпаться. Кто-то сразу спрыгнул с койки, быстро собираясь и выдергивая сумку из общей кучи. Кто-то уселся на брезентовом полотне, заменяющем сразу простынь и матрас, и лениво посматривал на копошащихся.
Всему свое время. Все выйдут со своим скарбом. Никого не забудут, никто не отстанет.
Беря пример с более опытных вояк, я тоже решил не торопиться и даже хлопнул Сапрона по ноге, когда тот хотел уже было спрыгнуть со второго яруса.
— Обожди.
Я всё крутил головой, пытаясь понять, что же так изменилось. И не сразу до меня дошло… Уже ни хрена не холодно. Теперь тут так жарко, будто наш дирижабль там снаружи огнём полыхает — нагретые металлические переборки так и дышали на нас теплом.
— Чего душно-то так? — пожаловался Макс.