Пробуждение

Нат подчинился. После того как он вымылся и надел новый защитный комбинезон, его провели в прекрасно обставленную приемную, от которой в глубь дома уходила длинная анфилада комнат. На стенах приемной висели подлинники великих французских импрессионистов — Моне, Писсарро, Ван Гога. Чтобы отвлечься и успокоить нервы, Нат разглядывал их и пытался прикинуть, сколько все это может стоить, но мысленно все время возвращался к предстоящему разговору и пытался вспомнить, когда в последний раз виделся с Рэндо. Кажется, это было в Нью-Йорке, на встрече выпускников. Кто еще был на том мальчишнике?.. Грег, Карл, Каспер, Джек, Джордж, Гай, еще кто-то… Рэндо, как всегда, держался в тени; через силу улыбаясь, он старался придать лицу надменное выражение, скрывая за этой маской ненависть и презрение к тем, кто умел держаться непринужденно и по-светски естественно. Мартин всегда считал себя самым умным из всей компании, и действительно он был отнюдь не глуп. Это признавали все, однако вовсе не ум или способности были доминирующими чертами его характера. В Мартине чувствовалась какая-то ущербность, о которой никогда не говорилось открыто, но которая отталкивала от него большинство однокурсников. Кроме того, он стремился к власти и почти не скрывал этого. И это путало Ната едва ли не больше всего.

Не любил Нат оказываться в обществе Мартина еще и потому, что тогда он сам начинал вести себя вызывающе и грубо. И хотя с его стороны такое поведение было всего лишь защитной реакцией на безудержный апломб и эгоизм Мартина, Нату это очень не нравилось. Чаще всего в подобных случаях он начинал во всеуслышание хвастаться своими любовными победами, пытаясь поставить Мартина на место. От рассказов о его сексуальных похождениях Мартина действительно коробило, однако и удержаться от расспросов он был не в силах. Сам Мартин Рэндо ничем подобным похвалиться не мог: он был так мал ростом и неказист, что в большинстве случаев женщины его просто не замечали. Да, женщины всегда были его самым уязвимым местом.

Эти воспоминания невольно разбудили в нем бурные эмоции, которые так важны для молодого, здорового тела — вроде того, каким он обладал теперь, — и которые оно стремится воплотить в дела. С тех пор как погиб Кит, тело впервые дало о себе знать, и Нат чувствовал, что оно стремится бить, ломать, крушить, опрокидывать столы и рвать в клочья занавески. И ему стоило немалых усилий держать тело в узде. Вместе с тем Нату было приятно сознавать, что у него есть могучий союзник, которого он в любой момент может призвать на помощь.

Внезапно Нат заметил невысокого человечка, который шел к нему через анфиладу просторных комнат и залов, где когда-то играли самые настоящие оркестры. Еще не видя его лица, он сразу понял, что это Мартин. Рэндо-старший держался очень прямо, а его походка была энергичной и пружинистой, и только легкая сутулость выдавала немалый возраст. Пока Нат смотрел, из дверей сбоку вышел кто-то из слуг или подчиненных. Он заговорил с боссом, и тот ненадолго остановился. Обменявшись со слугой несколькими фразами, Мартин картинно — покровительственно и немного по-барски — потрепал его по плечу и двинулся дальше.

Наконец он подошел к Нату почти вплотную и остановился. Мартин Рэндо был чуть старше Нойеса — ему стукнуло сто семь, и Нат с любопытством его разглядывал. Бесформенный нос, темно-красные, нечетко очерченные губы, синеватые звездочки лопнувших сосудов на щеках… Только в светло-зеленых глазах по-прежнему горел недобрый огонек, который Нат мгновенно узнал. Еще когда они жили в общежитии, Нат часто ловил на себе взгляд этих глаз, которые смотрели на него чуть дольше и пристальнее, чем следовало. «Как тебе это удается — быть таким?» — спросил его однажды Мартин, и Нат почувствовал, что кроме обычного благоговения новичка перед старшекурсником в этом вопросе были зависть и скрытая злоба.

— Ты помнишь, когда мы встречались в последний раз? — спросил Мартин вместо приветствия. Он словно подслушал его мысли, и Нат не сдержал легкой дрожи. Голос у Мартина был высокий, чуть хрипловатый и звучал нетерпеливо, сдавленно.

— В девяносто восьмом, в Нью-Йорке, на встрече выпускников, — тотчас ответил Нат.

— Точно. Хотел бы я знать, кто выбрал для вечеринки этот кошмарный бар?

— Карл. По-моему, это был он.

— Насколько мне известно, это единственный вечер, который я провел в обществе стриптизерш… — В его интонации была какая-то недоговоренность, и Нат промолчал, ожидая, что Мартин что-нибудь добавит.

— Эти шлюхи нарочно выставляли себя напоказ, а вы и уши развесили!

Знакомая песня, подумал Нат. Мартин всегда хватался за добродетель и моральные ценности, когда ему нужно было продемонстрировать свое превосходство над Натом и его друзьями и оправдать собственные скромные успехи на любовном поприще. Столько лет прошло, а уязвленное самолюбие все еще не давало ему покоя!

— Времена меняются…

— Нет! — с горечью перебил Мартин. — Просто люди становятся старше, а их желания, словно тени, становятся все длиннее, по мере того как жизнь клонится к закату.