Пробуждение

Пришла маленькая негритянка, чтобы сообщить — миссис Лебрен приглашает миссис Понтелье посидеть с ними около дома, пока Роберт еще здесь. Эдна просила передать, что уже разделась, не очень хорошо себя чувствует, но, возможно, подойдет позже. Она снова начала одеваться и уже дошла до того, что сняла пеньюар, но потом еще раз переменила решение и, снова надев пеньюар, вышла на воздух и уселась рядом с коттеджем. Ей было слишком жарко, и она, ощущая раздражение от этого, энергично обмахивалась веером. Тут появилась миссис Ратиньоль, чтобы узнать, в чем дело.

— Меня, наверно, вывели из равновесия весь этот шум и суматоха за столом, — вздохнула Эдна, — и, кроме того, я терпеть не могу сюрпризы. Эта идея Роберта уехать до нелепости внезапна! Как будто это вопрос жизни и смерти! Он ни слова не сказал об этом за все утро, что провел со мной.

— Да, — согласилась миссис Ратиньоль. — По-моему, Роберт выказал по отношению ко всем нам — и к тебе в особенности — очень мало чуткости. Я бы не очень удивилась, если бы речь шла о других Лебренах — все они склонны выставлять себя героями. Но, должна сказать, я никогда не ожидала такого от Роберта. Ты идешь? Пойдем, дорогая, надо быть более общительной.

— Нет, — ответила Эдна с некоторой угрюмостью. — Не хочется снова переодеваться. Я не чувствую в себе к этому сил.

— Тебе не нужно переодеваться, ты в полном порядке, — уверила ее подруга. — Просто завяжи пояс. Ну же, посмотри на меня.

— Не пойду, — упорствовала Эдна. — Но ты иди, миссис Лебрен обидится, если мы обе не придем.

Адель поцеловала Эдну на прощание и ушла, надо сказать, торопясь присоединиться к все еще продолжающейся общей оживленной беседе на тему о Мексике и мексиканцах.

Немного позже появился Роберт с сумкой в руке.

— Вы плохо себя чувствуете? — обеспокоенно спросил он.

— О, не настолько! — Эдна махнула рукой. — Вы уже уезжаете?

Молодой человек зажег спичку и посмотрел на часы.

— Да, через двадцать минут, — подтвердил он.

Внезапная краткая вспышка огня от спички прорезала темноту. Роберт сел на табуретку, оставленную детьми на крыльце.

— Возьмите стул, — предложила Эдна.

— Табуретки достаточно, — ответил Роберт.

Он надел шляпу и тут же нервным движением стянул ее снова, вытер лицо платком и пожаловался на жару.

— Возьмите. — Эдна протянула молодому человеку веер.

— О нет, спасибо. От веера никакого толку. Невозможно обмахиваться без остановки, а потом чувствуешь себя намного хуже.

— Вот одно из тех смехотворных заявлений, которые всегда делают мужчины. Ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь из них говорил что-то другое про веер. Надолго вы уезжаете?

— Возможно, навсегда. Не знаю. Зависит от очень многих обстоятельств.

— Ну, а в случае если не навсегда, тогда на сколько?

— Не знаю.

— Все это кажется мне совершенно нелепым и лишенным смысла. Мне это совсем не нравится. Я не понимаю причин вашей таинственности: вы ни слова не сказали мне сегодня утром.

Роберт хранил молчание, не делая попыток объясниться. Только заметил спустя секунду:

— Не прощайтесь со мной в дурном настроении. Вы ни разу раньше не выходили из себя, общаясь со мной.

— Я не хочу прощаться ни в каком дурном настроении, — сказала Эдна. — Но разве вы не понимаете? Я уже привыкла видеть вас, привыкла, что вы все время рядом, и ваш поступок мне кажется недружеским, даже жестоким. Вы даже не предлагаете мне никаких объяснений. А я надеялась проводить с вами время, и мне приятно было бы видеть вас в городе следующей зимой.

— Так и мне тоже… — вырвалось у Роберта. — Возможно, именно это… — Он оборвал фразу и протянул руку: — До свидания, дорогая миссис Понтелье, до свидания. Вы не… Я надеюсь, вы не забудете меня совсем.

Молодая женщина стиснула его руку, пытаясь задержать его:

— Напишите мне, когда прибудете на место, хорошо, Роберт?

— Обязательно. До свидания.

Как это непохоже на Роберта! Даже просто знакомый и тот сказал бы в ответ на подобную просьбу что-то более выразительное, чем «Обязательно. До свидания». Роберт, очевидно, уже попрощался со всеми в пансионе и теперь направился к Бодле, который с веслом на плече ждал его. Вместе они исчезли в темноте. Эдна слышала только голос Бодле. Роберт явно не проронил ни слова.

Эдна судорожно закусила платок, стараясь скрыть даже от самой себя, как она скрыла бы от кого-то постороннего, волнующее, раздирающее ее душу чувство. На глазах молодой женщины блестели слезы.

Впервые она осознала признаки страстного увлечения, когда была еще ребенком, позже ощутила нечто подобное девочкой-подростком и, наконец, молодой женщиной. Склонность к увлечениям не ослабила связь Эдны с реальностью.

Прошлое ничего не значило для нее; в нем не заключалось урока, который Эдна была бы готова усвоить. Будущее было тайной, в которую она никогда не пыталась проникнуть. Только настоящее имело значение, оно принадлежало Эдне и мучило ее горьким осознанием потери, убежденностью в том, что ей отказано в чем-то важном, что требовала ее страстная, заново пробудившаяся к любви натура.

Глава XVI