Пробуждение

Он немолод и годился комбригу в отцы. Седая борода капитана закрывала грудь.

— Чем бы смогли помочь команде парохода мои бойцы? — продолжал расспрашивать Вострецов.

— Требуется перегрузить уголь из носовой части в кормовую, — неуверенно начал капитан. — Если они сумеют в течение суток перетаскать четыреста тонн, то дифферент полностью выровняется. Тогда трюмные машинисты заклепали бы разошедшиеся швы.

— Я прикажу командирам рот, чтобы немедленно расставили на нижней палубе бойцов с мешками и ранцами, — сказал Вострецов, все еще не замечая подошедшего к нему командира сторожевого судна. — Черт возьми! У вас все не так, как на суше! Недавние мои орлы выглядят словно мокрые гуси!

— К сожалению, товарищ комбриг, на море все иначе, — заметил капитан.

— Ну что же, в таком случае — за дело! И чтобы завтра пароход был готов к плаванию, — сурово закончил Вострецов.

Комбриг увидел Яхонтова, пожал ему руку:

— Нам нельзя терять времени. Сейчас же отправляйтесь в разведку. Продолжайте искать свободный проход во льдах. Шторм ведь может разогнать льды.

— В какую сторону идти: к океану или к материку?

— Сперва обследуйте кромку льда в сторону суши, потом идите к океану.

— Продолжать связь со штабом открытым текстом? — спросил Яхонтов.

— Пока — открытым. Но пользуйтесь радиосвязью лишь в случае особой нужды. Не исключено, что противник сумеет перехватить наш разговор, и тогда застать его врасплох не удастся.

Вострецов внимательно разглядывал Яхонтова. Щеточка порыжелых усов комбрига чуть вздрагивала от нервного тика — следствие контузии в бою под Сарапулом.

— В прошлом вы кадровый офицер? — неожиданно спросил Вострецов.

— Нет, я — недоучившийся студент, но закончил Гардемаринские классы при Восточном институте, — ответил Яхонтов. — Служил на крейсере, командовал миноносцем, теперь с вами…

— Я тоже собирался когда-то учиться, но все воюю, — грустно усмехнулся комбриг. — Десять лет войны — все мои университеты.

Они поднялись наверх, и комбриг стал давать указания командирам рот, как расставить бойцов для переноски угля.

По всем трем палубам потянулись красноармейцы с мешками и ранцами, наполненными сучанским углем. Два встречных потока мешали один другому. Находясь уже в катере, Яхонтов услыхал недовольный голос капитана:

— Ваши бойцы носят уголь пошехонским способом. Ставьте их в ряд, и пусть передают мешки по цепи, один другому.

Возвратившись на корабль, Яхонтов отправился в разведку. До самого берега он вел сторожевик, стараясь держаться поближе к льдам. Местами образовались разводья. Но надежного прохода нигде не видно. Ледяные поля обступали материковую отмель.

Разведка в сторону океана тоже не принесла обнадеживающего результата.

7

Зверобойная шхуна «Святой Михаил» покинула Командоры и вскоре вышла на бескрайние просторы Охотского моря. Экипажу то и дело приходилось менять курс, обходить плавающие льдины.

На мостике стоял бывший лейтенант русского флота Арсений Антонович Соловьев. В меховой шапке и малице, доходившей ему до колен, он мало походил на офицера. Зверобой как зверобой. Он продал военный транспорт «Магнит», уведенный из России, и купил на паях с бывшим своим сослуживцем лейтенантом Цветковым эту паровую шхуну.

Соловьев, Цветков и команда судна жили на Аляске.

Два летних сезона принесли пайщикам шхуны «Святой Михаил» немалую выгоду. Конкурирующие между собой пушно-меховые американские компании «Свенсон» и «Петерсон» охотно скупали шкурки черно-бурых лисиц, песцов и морских котиков. Зверобои со шхуны «Святой Михаил» били морских бобров возле мыса Лопатка, охотились в бухте Провидения и у берегов Камчатки.

В разгаре сезона Соловьев собирался привести шхуну в Аян и часть пушнины сдать начальнику гарнизона генералу Пепеляеву. Бывший лейтенант помнил старую дружбу и продолжал признавать власть генеральской администрации на побережье, хотя сам уже перестал воевать с Советами.

Из сообщений американских газет, которые с опозданием доставляли в Михайловский форт, Соловьев и Цветков уже знали о приходе большевистских войск во Владивосток…

Плавающих льдин становилось все больше. Соловьев то и дело командовал рулевому:

— А ну-ка, братец, подверни правее! Да покруче!

Корпус судна содрогался от частых ударов. Случалось, льдины окружали его со всех сторон. Капитан с трудом выводил шхуну на чистую воду. Но вот сплошные ледяные поля зажали судно. Пришлось застопорить машины, лечь в дрейф.

На мостик поднялся Цветков, хмурый, с помятым после вчерашней попойки лицом, с запавшими глазами, и спросил:

— Кажется, застряли, Арсений Антонович?

— Похоже, что так, Юрий Ардальонович, — согласился Соловьев.

— Не надо было уходить с Командоров, — продолжал Цветков недовольным голосом. — Так славно начали сезон…

— На обратном пути заглянем туда, — сухо произнес капитан.

— И на кой черт нам сдался этот Пепеляев? — не унимался Цветков. — Прекрасно без него обходились.

— Я дал слово, что приду в Аян.

«Авось да и переменится все к лучшему, — подумал Соловьев. — Быть может, и не доберутся большевики до Аяна. Ведь никаких судов во Владивостоке не осталось…»